– Ты что, дед, на нашей территории торгуешь? Плати мзду или проваливай!
Пришлось убрать сало в сумку. Но тут Чайников заметил знакомого милиционера и бросился к нему, как к единственно близкому человеку:
– Выручи, мил человек, купи сальца. Домой не могу уехать.
– Идёмте в отделение, – сказал милиционер.
Там он попросил у своего коллеги нож и отрезал тонкий слой от шмата. Блюстители порядка пробовали, а Ипполит Фёдорович нахваливал: «Хорошее, ребята, сало, домашнее!»
– За сколько продаёшь, отец? – спросил второй милиционер.
– Мне бы 300 рублей. На билет не хватает.
– Идёт, – сказал первый и достал кошелёк. – Ну как, отец, понравилась Мадонна?
– Это не Мадонна! – перекрестился Чайников.
– А кто же?
– Чертовка, не к ночи будь сказано.
Милиционеры рассмеялись.
В вагоне Ипполит Фёдорович познакомился с худощавым человеком лет около 40, который всю дорогу пил пиво и ходил в тамбур курить. Его звали Анатолием. Анатолий первым заговорил с молчаливым попутчиком:
– Хочешь пива, отец?
– Нет, спасибо.
– А что такой, извини, смурной?
И Чайников рассказал, как он ездил поклониться Москве, чтобы дожить свой век умиротворённо, с чувством выполненного долга, а столица подсунула ему свинью, то есть чертовку вместо божьей матери, и теперь он возвращается с тяжёлым сердцем.
– Ты смотришь телевизор, отец? – неожиданно спросил Анатолий.
– Мало, а что?
– Вот если бы ты смотрел больше, ты бы понял, что мы живём в аду, и не изумлялся так, не переживал при встрече с чертями… Как бывший советский человек, ты, наверно, помнишь о «холодной войне» между СССР и США. Так вот. Либо американцы нас в ней победили и мы теперь глотаем их бес-культурную жвачку и сами производим подобную, либо мы тогда уже внутренне были, как они, и воевали лишь по причине внешних различий. Перестройка и демократия освободили всё это внутреннее дерьмо, оно всплыло, и вместо самого читающего в мире духовного общества обнаружилась мелкобуржуазная куча, потребляющая дешёвку.
– Мудрено ты говоришь, что-то не пойму я, – сказал Ипполит Фёдорович.
– Народ всегда жаждал хлеба и зрелищ, – продолжал Анатолий, не обращая внимания на реплику Чайникова. – Если налицо дефицит того и другого, случается революция. Ведь почему в 17-м году всё перевернулось? Хлеба было мало, а зрелищ ещё меньше. Кино только нарождалось, телека вообще не было. Вот скучающие россияне и устроили балаган… Так что надо, отец, надо развлекать народ, чтоб он не думал о грустном.
– Чертями, что ль, развлекать?
– А это зависит от культурного уровня каждого зрителя. Большинство не понимает серьёзного искусства (ведь оно требует умственных усилий) и тащится только от бесовщины.
Смотрел Ипполит Фёдорович на пролетающий за окном среднерусский пейзаж, но не испытывал уже умиротворения при виде этих полей и перелесков. Казалось, за деревьями прячется нечисть, и вот-вот из-за берёзки высунется чёрт с рогами и скорчит Ипполиту Фёдоровичу рожу.
Дома хлопоты по хозяйству постепенно вернули Чайникова в привычную колею, и он стал забывать о столичном потрясении. И всё же оно не прошло для него бесследно. Случалось, задавая животным корм, Ипполит Фёдорович вдруг останавливал взгляд на одной точке – на грязном углу свинарника или поросёнке – и, вспоминая бесноватую толпу, невольно сравнивал и думал: неужто свиньи лучше людей?
Любовь манекена
Ты без страха и боли превращаешь камни в молодые души, и я на глазах становлюсь всё лучше.
Передо мною за тонкой прозрачной стенкой лежит пешеходная дорожка, по которой ходят туда-сюда люди. Далее – шоссе, где снуют безумные машины. И за ним – деревья парка, над которыми время от времени взлетают и кружат стаи птиц.
Картина не меняется, и когда бы не люди, авто и птицы, она была бы спокойной, как я.
Я невозмутимо смотрю на всё это. Мне дела нет, что у людей разные лица и одежда, а у машин разная расцветка, – для меня они все одинаковы. Они сменяют друг друга; вездесущий свет солнца сменяется раздробленными огнями фонарей, окружёнными тьмой; дождь, заливающий стенку, отчего картина делается мутной и почти невидимой, уступает место снегопаду. Я стою и смотрю. Равнодушен, неподвижен, неизменен…
Это случилось летним солнечным днём. Проходящая мимо девушка повернула ко мне голову и улыбнулась. Ну и что? Такое было и прежде: люди оборачивались в мою сторону, некоторые даже останавливались. Но никогда ещё никого из них я не провожал взглядом. А тут я удивлённо заметил, как мои зрачки скосились девушке вслед.