В то время творчество еще не стало предметом купли-продажи, все сами себя делали. «Это было новое поколение независимых искателей, — вспоминает Мэрипол. — Тогда появились „Pere Ubu" и „Lounge Lizards", у Жан-Мишеля Баския была группа под названием „Gray". Я была на первом концерте „B52s" в „Mudd Club". Видела живьем „Devo", „Blondie", Дэвида Бирна… Помню, как Нико выступала в совсем крохотном зале. Не было никакой коммерции, никто не говорил: „Подождите, сперва я должен связаться со своим менеджером". Все происходило просто и естественно».
Нью-Йорк был подходящим местом для Мадонны, потому что здесь можно было всего добиться самостоятельно, за счет собственных способностей и таланта. «Я помню, что Дебби Харри была обычной наркоманкой. Однажды она исчезла и появилась уже как „Blondie", — вспоминает один из бывших тусовщиков. — Мадонна тоже была всего лишь человеком из толпы. Как многие провинциалы, она не стеснялась в выборе средств для достижения цели, тусовка была одним из них. Такая громкая, шумная, везде совала нос. Однажды она тоже исчезла и появилась уже как „Мадонна"».
Расставшись с Камиллой Барбон, Мадонна продолжала искать средства для достижения цели. Переговоры с агентством «William Morris» не увенчались успехом, ей пришлось вернуться в заброшенную репетиционную студию. По-прежнему отчаянно хотелось заключить с кем-нибудь выгодный контракт. Теперь у нее был ценный жизненный опыт, большой круг друзей, полезные связи, она находилась в эпицентре клубной жизни Нью-Йорка, сосредоточенной в основном в двух местах — «Mudd Club» и «Danceteria». К 1981 году стиль диско был вытеснен «свободной» танцевальной музыкой и хип-хопом. «Диско умирало как явление. Эта мишура, дерьмо со „Studio 54", все это кончилось. „Mudd Club" стал тогда крутым местечком, вероятно потому, что он находился в Манхэттене», — вспоминает диджей Марк Камине, который «открыл» Мадонну.
В то время Каминс был диджеем «Talking Heads», группы новой волны, и параллельно работал на компанию Криса Блэкуэлла «Island Records». Когда открылся клуб «Danceteria», он вместе с культовым британским диджеем Шоном Кассеттом занимался там подбором музыки для вечеринок. В их плейлисты попадали самые разные исполнители, от «Pop Group» до Джеймса Брауна, Грэйс Джонс и «Kraftwerk». В «Danceteria» ходила вся продвинутая молодежь, на первом этаже модного заведения играли живую музыку, а на третьем показывали видеоклипы. Каминс считает, что этот период был важным моментом в истории города, своего рода реакция на жесткие семидесятые. «В Нью-Йорке произошел музыкальный расцвет. Конец семидесятых ощущался как тяжелое время. Работы не было. Бронкс бастовал. Мы были активны в политическом плане, но даже здесь руководствовались только музыкой, других ориентиров не было. Мы экспериментировали, все хотели попробовать что-то новое», — говорит он.
Под экспериментированием Каминс подразумевает, например, творчество Джеймса Блада Ульмера, слившего воедино джаз, рок и панк. На первом этаже «Danceteria» выступали самые сливки альтернативной музыки: «Buzzcocks», «Magazine», «The Cramps», «Birthday Party» и «B52s». «Клуб „Danceteria" был открыт с восьми вечера до восьми утра. Это было особое место, его можно сравнить с „Factory" Уорхола», — вспоминает Каминс. Там работали Шаде, Кит Херинг, «Beastie Boys», ЛЛ Кул Джей. «Мы там практически жили. После закрытия клуба Кит спускался в метро и рисовал на стенах свои фигурки вплоть до полудня, когда его снова открывали, чтобы прибраться. Он жил в „Danceteria", да мы все там жили. Это был больше чем клуб, потому что все занимались каким-то делом».
Камине говорит, что Мадонна была «приметной личностью. Она интересно одевалась. Ее всегда можно было встретить на танцплощадке, ну а когда она танцевала, вокруг собиралась толпа». Для Мадонны этот клуб был символом свободы, которой у нее не было ни в строгом мире современного танца, ни когда она выступала со своей периферийной группой. Танцплощадка — это то, что ей было нужно. «Можно танцевать хоть всю ночь, и тебя никто не тронет, ну и пить не обязательно. Я чувствовала невероятную свободу, и это наполняло меня счастьем, — говорит Мадонна. — Моя жизнь была такой пресной, что хотелось какой-то встряски».
Однажды вечером она подошла к диджейской будке, держа в руке пленку с песней «Everybody», которую записала вместе с Брэем. «Ей никто не разрешал это делать, но, вы знаете, я живой человек. Когда парни-рекламщики, которым я доверяю, приносят мне какие-то записи, я ставлю их без опаски, знаю, что это будет хорошо. Мне нравится спонтанность. Я верю в магию жизни. Мадонна дала мне кассету, я поставил ее. Нельзя сказать, что все тут же пришли в восторг, но песня понравилась».
Мадонна стала подругой Каминса, они сняли маленькую квартиру в Верхнем Ист-Сайде. «У нас не было денег, мы спали на ящиках из-под молока. Она была совершенно бесхозяйственной», — вспоминает он. Мадонна думала только об одном. «Как-то я купил ей красивое белье, на что она отреагировала совершенно равнодушно. Бойфренд — это что-то второстепенное для нее. Она пользовалась своей сексуальностью, чтобы управлять мужиками».
Однако руководителя компании «Island Records» Криса Блэкуэлла ей очаровать не удалось. Он прослушал демо-запись и даже назначил встречу, но Мадонна его не заинтересовала. «Он не хотел заключать с ней контракт, она не выспалась накануне их встречи, не приняла душ, и Крис сказал, что от нее плохо пахнет». После отказа Блэкуэлла Камине отвел Мадонну в «Sire» к Сеймуру Стейну. «Он согласился на сделку, но не потому, что верил в нее, а потому, что доверял мне», — утверждает Каминс. Мадонне предложили контракт на запись двух синглов стоимостью 15 000 долларов — ничего особенного, но все же у нее появилась возможность осуществить свою мечту. Она так торопилась подписать контракт, что даже пришла в больницу к Стейну, только что перенесшему операцию на сердце. «Мне кажется, даже если бы я лежал в гробу, ее бы это все равно не остановило, — улыбается Стейн. — Она так спешила сделать карьеру, была очень уверена в себе».
Летом 1982 года на студии «Blank Tapes» были записаны «Everybody» и «Ain't No Big Deal». Брэя оттеснили на задний план, а Камине впервые выступил в роли продюсера. В этот раз нахальная девушка повела себя необычайно смиренно. «Впервые она оказалась среди настоящих профессионалов. Я нанял лучших нью-йоркских сессионных музыкантов — барабанщика Лесли Минка и клавишника Фреда Зарра, — говорит Камине. — Вся инструментальная часть лежала на мне, Мадонна же появлялась только тогда, когда наступал черед записывать вокал. Она была девственна. Понимаете, когда у вас есть хотя бы один хит, вы уже не девственны. Это единственная запись, где в ее голосе звучит невинность».
Камине понимал, что он неопытный продюсер, и очень старался. «Я диджей. Музыка для меня — это вибрация. Я не музыкант, не могу отличить ля минора от до минора, но я слышу, что звучит хорошо, а что плохо. Если я не вскакиваю и не пускаюсь в пляс, значит что-то не так — таков мой критерий качества. „Everybody" звучал так, что хотелось послать работу к чертям и разнести здание. Мадонна записывала каждую вокальную партию за один раз. Она была очень уверена в своем вокале. У нее уже был опыт: гастроли с Патриком Хернандезом, концерты. Сознание того, что вокруг такие высококлассные музыканты, приводило ее в трепет. Но она превозмогла страх и просто работала. Не пила и не употребляла допингов, все шло от сердца», — вспоминает Камине.
В «Everybody» чувствуется лихость и задор юности, необузданный дискант Мадонны сочетается с простыми, но очень точными партиями бас-гитары и барабанов. Фэб Файв Фредди из «Grandmaster Flash» говорит, что впервые услышал эту песню на улице, когда два пуэрториканских подростка крутили ее на переносном магнитофоне. «Это было классно». Композиция «Everybody» стала своего рода шаблоном последующих песен Мадонны. Ее содержание — это призыв отдаться на волю ритма и музыки. Голос Мадонны так ласков и в то же время настойчив, что этому призыву невозможно не последовать. Кажется, что она стоит на танцплощадке и видит, кто танцует, а кто нет, кто уже готов присоединиться к танцующим, кто стесняется, а кто не очень. Она словно заводила, который берет вас за руку и выводит танцевать.