Марица подрезала обугленный фитиль в небольшой лампе старым перочинным ножом, найденным на кухне, и протерла стекло от сажи тряпкой, которую держала для таких случаев. После этого она зажгла эту лампу и стала наблюдать, как в ней разгорался огонь. В доме запахло парафином. Когда Марица взяла лампу и поднесла ее к себе поближе, пламя замерцало.
Свет лампы отражался от штыков, когда Марица пробиралась, как вор, вдоль стены своей гостиной. Она прокралась мимо группы офицеров, сидевших за обеденным столом. В воздухе стоял дым от их сигарет. От их униформы пахло порохом и лошадьми. Марица перешагнула через груду серых холщовых вещмешков, покрытых многодневной пылью, и направилась по узкому коридору.
Через некоторое время после ужина из комнаты вышел Михай. Обычно он прятался в хлеву. Если хватало соломы или сухого навоза, он разжигал там костер в яме, когда наступала ночь. Марица могла видеть из окна свет от этого костра. Если же сжигать было нечего, то Михай сидел в темноте, завернувшись в одеяла, пока не засыпал.
В первые недели после появления румынских войск Михай старался все время быть рядом с Марицей. Когда она выходила на улицу покормить цыплят, он выходил вместе с ней. Когда она шла на кухню, он старался держаться достаточно близко, чтобы она постоянно находилась в поле его зрения. Ему не хотелось выпускать ее из виду, но в конце концов он успокоился. Угроза изнасилования или избиения была вполне реальной для тех жителей деревни, у которых размещались рядовые солдаты, офицеры же не представляли такой угрозы. Когда дело касалось Марицы, они вели себя подобающим образом: отчужденно, но вежливо. Убедившись в этом, Михай стал бо́льшую часть времени проводить в хлеву. В его доме поселились оккупанты, чужеземцы, разговаривавшие на чужом языке, и это было для него невыносимо. Каждую ночь он думал об интервентах, собравшихся в его гостиной, делящих свою добычу и планирующих новые грабежи, сидя за его обеденным столом и поедая его ужин.
Если у Михая и были какие-то опасения по поводу того, можно ли оставлять Марицу одну в доме вместе с румынскими офицерами, то с появлением тетушки Жужи они исчезли. Повитуха начала приходить к ним почти каждый день, и Михай знал, что Марица была с ней в такой же безопасности, как и с ним. Румыны знали, что от цыганской колдуньи нужно держаться подальше.
Марица открыла дверь в спальню Шандора-младшего. В углу стояла односпальная кровать, на которой тот лежал, не в силах унять дрожь. Он натянул на себя тонкое одеяло, и Марица могла видеть под ним очертания его хрупкой угловатой фигуры.
Шандор-младший уже несколько дней не вставал с постели. Опорожнялся он в ночной горшок. Тот находился совсем рядом с его кроватью, но Шандор-младший все равно умудрялся испачкаться.
Когда Марица подошла поближе, ее сын дернулся и еще сильнее задрожал под одеялом. Затем он по ее просьбе переоделся в новую ночную рубашку, хотя это и потребовало от него больших усилий. Ту рубашку, которая была на нем, он сбросил на кровать Марице для стирки. Она каждый день стирала по два комплекта его одежды.
Ранее в этот день тетушка Жужи принесла Шандору-младшему чашку кофе, которую он выпил после ее ухода. Вдоль стены рядом с его кроватью тянулся подоконник от окна, которое уже давно было заложено кирпичом. Выпив кофе, Шандор-младший поставил на него пустую финджу, где она так и осталась стоять.
Как-то в приступе отчаяния Шандор-младший признался своей матери, что панически боится той болезни, которая преследовала его всю жизнь и, наконец, навалилась на него всей своей тяжестью, чтобы раздавить его. Вместе с тем он спрашивал тетушку Жужи, которая ежедневно навещала его, не подхватил ли он «испанку».
Марица взяла финджу с подоконника, чтобы отнести ее обратно на кухню, затем подобрала одежду Шандора-младшего, которая пахла просто ужасно. Во всей комнате стоял запах, как в уборной. Вонь начала проникать даже в коридор. Марица оставила Шандора-младшего и поспешила с его очередной ночной рубашкой на улицу, где она развесила ее, чтобы проветрить перед тем, как наутро снова постирать.
Повитуха отдернула занавеску. Слой инея покрывал ее окно. Она подышала на стекло и после этого протерла его ладонью, чтобы посмотреть, что делается снаружи.
Деревья и кустарники во дворе ее дома были украшены кристаллами льда. Ее собака укрылась от холода в хлеву. Костер, который она обычно разжигала в яме во дворе, не разводился уже несколько дней. Раньше у тетушки Жужи всегда был хороший запас дров, а теперь, хотя наступившая осень была холоднее и более сырой, чем обычно, дров уже почти не осталось. Румыны реквизировали все повозки, приезжавшие в Надьрев, независимо от того, кто правил или что он вез. Тетушка Жужи опасалась, что того запаса дров, который остался у нее в хлеву, ее семье может с трудом хватить до весны.