Кроме того, это берегло Пена для самого Ядугары, как крайний вариант.
«Мы совместимы, старший ученик. Это уникальный случай! Храни это в тайне, иначе мои недоброжелатели могут причинить тебе вред!» — сказал он тогда Пену, и тот был горд доверием наставника и млел от чувства единения с ним.
Особенно первые несколько процедур, пока возрастные изменения не начали пугать юнца. Потом, когда раб освободился, стал старшим учеником и начал прозревать, глядя на свои морщины, пришлось объясниться. Тогда Ядугара и пообещал ученику, что как только найдется другой «совместимый», Пен вернет утерянные годы жизни.
На самом деле смысл был не в «совместимости», а в банальной противоестественной сущности процедуры перелива. Сама природа человека восставала против насильственного отбора жизнеспособности клеток! Подходящих доноров встречалось очень мало. Два-три десятка на целое поколение Империи, их Ядугара искал всю свою жизнь, он и сам начал карьеру, как Пенант, старшим учеником одного лекаря, чье имя он поклялся забыть. Спустя полвека ему это удалось.
Слава всем богам и Пресвятой матери, что имперские лекари прознали о Децисиму только этим утром. Пока совещались, пока отправляли гонца, перевалило за полдень.
А за ночь ему все удалось. Сначала он провел процедуру на Пенанте, опасаясь новых сюрпризов, но все прошло спокойно и как обычно. За час с небольшим старший ученик помолодел на два года, а к полудню и сам Ядугара скинул полтора десятка лет. Мог бы и больше, но с каждым новым годом риски нарастали — в этом деле важна постепенность, причем для жизнеспособности как донора, так и получателя. Отторжение — дело нечастое, но и такое встречалось в богатой практике целителя.
Следующую пару часов они с Пеном выводили раба из комы — до следующей процедуры. Мальчик ожил невероятно быстро, стоило влить ему внутривенно раствор глюкозы. Потрясающие способности к регенерации!
Потом, когда Лука смог сам передвигаться, Ядугара отправил его с Пеном к Морене — отъедаться, а сам остался с Рейной.
«Пора!» — подумал он. Выйдя из кабинета, тщательно запер дверь. Спустившись, прошел на кухню.
В кастрюлях весело булькало, а за столом сидел, склонившись над жестяной миской, раб Децисиму. Назвать его мальчиком ни у кого больше не повернулся бы язык — хоть фигура и оставалась детской, но все выдавало в ней последствия процедуры перелива. Тусклые поседевшие кое-где волосы, обвисшая, покрытая пигментными пятнами, сухая кожа, разлапистые ветки морщин, дрожащие руки и ссутулившееся тело.
Раб жадно ел под сочувственными взглядами тетушки Мо.
— Не понимаю, как в него столько влазит, — развела руками кухарка. — Целый чугунок съел, а все мало.
— Ему достаточно. Раб, встать! Иди за мной, мы уезжаем.
Лука, поднимаясь, ухватил миску двумя руками и, запрокинув голову, вылил остатки в рот. Ядугара заметил, как сильно раздулся живот донора, и его перекосило от отвращения.
Хорошо, он успел получить свое. То, что имперские лекари выпьют Луку до дна, он не сомневался.
К завтрашнему утру раб Лука Децисиму будет мертв.
Глава 17. Во дворец императора
Поглощенные литры густого ароматного варева тетушки Мо приятно плескались в желудке Луки. Кровь отхлынула от мозга к пищеварительному тракту, и мальчик сонно переставлял ноги, потеряв всякую ориентацию во времени и пространстве.
В их среде, в том квартале, где он провел последние годы, не принято было двигаться против течения. Кора не в счет — сестренка всегда была немного странная, стремилась к чему-то большему, но не понимала, как этого добиться.
Три ночи назад он был парализованным калекой в нищей лачуге, радуясь отвару из картофельных очисток, и в понимании того Луки все шло своим чередом: он умер, чудом ожил, получил от Колеса некую способность, в суть которой до конца не вникал и не стремился ее использовать. Подлый Карим и его отец Неманья, конечно, сволочи, раз повесили на него вину, но ведь он и правда бросал камни и, возможно, проломил ключицу сыну владельца трактира. А значит, Лука виновен и заслуженно понес наказание. Судья был справедлив, дав возможность выплатить ущерб, и хорошо, что господин Ядугара это сделал, иначе — рудники. А оттуда не возвращаются.
Так думал Лука-калека, Лука-мальчик. Этот Лука просто отдался бурному потоку, в который превратилась его жизнь, а способность удивляться всем тем странным вещам, что с ним происходили, выдохлась. Удивление — это эмоция, а после процедуры перелива мальчик впал в апатию, не способный не только удивляться, а вообще чувствовать. Даже судьба матери перестала его волновать.