— Уберите эту троицу отсюда, — повернувшись, бросила она Квентл, а затем снова уставилась на Дзирта, с кривой улыбкой покачивая головой, словно только что поняла нечто важное.
Она сбила с него горящую коробку и крысу. Взмахнув рукой, она выпустила заклинание, которое вытащило фиксирующий штифт из рамы. Дзирт тяжело упал на спину. Там он лежал, тяжело дыша, слишком разбитый, чтобы даже опустить вниз руки.
Ивоннель снова упала на него, приближая свое лицо.
— Они свободны, все трое, — прошептала она. Женщина поцеловала его, принося вместе с поцелуем чары исцеления и сна. — Спи спокойно, герой, — добавила она, когда Дзирт провалился в гостеприимные объятия тьмы.
— Сделаешь что? — потребовал Громф. — Ты хочешь расчистить ту залу и освободить Предвечного?
Кэтти-бри не моргала.
— Ты забыла про Невервинтер?
Она снова не ответила.
— Ты не понимаешь силу этого существа.
— Но я понимаю.
— Ты хочешь его выпустить!
— Под контролем…
— Ты не сможешь контролировать подобное чудовище, дура!
Кэтти-бри усмехнулась.
— Идем, — позвала она.
Озадаченный Громф с любопытством уставился на женщину.
— Я позволю тебе прочесть мои мысли, — пояснила она. — Ведь тебе было так хорошо в них. Я покажу тебе.
Долгое время Громф не двигался. Затем, сузив янтарные глаза, он погрузился в открытый разум Кэтти-бри.
Она провела архимага через свое кольцо, чтобы поговорить с Предвечным, чтобы увидеть то, что видела она. Историю, начиная с древних времен, когда вулкан действовал через корни и камень Острова Сабли. Он плавил известняк, превращая тот во что-то мощное, что-то волшебное, выталкивая его из земли и заставляя расти. Сжимая, выпихивая, толкая его все дальше и дальше. Пузыри превращались в дыры. Дыры становились ветвями. Камень все продолжал и продолжал расти, вытекая из земли.
Спустя долгое время, Кэтти-бри прервала связь, развеяв образы и резко выпихивая Громфа из своей головы. Затем женщина снова посмотрела на него.
Архимаг облизнул губы. Он пытался казаться невозмутимым. Но, судя по ухмылке Кэтти-бри, у него ничего не вышло.
Уже второй раз за несколько часов Громф стал свидетелем чего-то за пределами собственного понимания, чего-то одновременно ужасающего и манящего.
Он возвратил ей усмешку.
А что еще он мог сделать?
Она была права. Несмотря на всю опасность, на шанс полной катастрофы, которой может обернуться перестройка башни, она права.
— Мы не можем оставить его, — сказал Артемис Энтрери, оказываясь в туннелях за пределами Мензоберранзана. Он шел с Далией и Джарлакслом. И со всем их имуществом.
Джарлаксл расхохотался.
— Мы не можем пойти и вернуть его!
— Он хотел умереть за нас.
— Возможно, он уже умер, — пожал плечами наемник. — Ты хочешь сделать его труд напрасным и позволить убить и нас? Или просто не понимаешь пределов милости матроны матери?
Энтрери сплюнул на землю и отвернулся, но быстро выпрямился, заметив приближение двух темных эльфов.
Джарлаксл тоже увидел их и не был удивлен появлением Ивоннель так, как и видом её спутника.
— Этого не может быть, — сказал он.
— Так используй свою магию, — ответила Ивоннель. — У тебя в распоряжении маска. Есть ли еще предмет, способный обмануть умного Джарлаксла?
Брелин Дженквей вышел вперед и поклонился.
— Спасибо за то, что попытался закончить мои злоключения, — сказал он.
— Ты был драуком, — сказал Джарлаксл. Он смотрел мимо друга, на Ивоннель. — Ты не мог снять проклятие.
— Конечно, мог, — ответила она. — Или я могла. Сомневаюсь, что другие найдут в себе мужество попробовать.
— Но Ллос…
— Она празднует смерть Демогоргона, — сказала Ивоннель. — Она меня простит.
— Почему? — подозрительно спросил Энтрери.
Ивоннель посмотрела на него и даже склонила свою милую головку, чтобы разглядеть Энтрери лучше, а затем рассмеялась и отмахнулась. Жестом она приказала Джарлакслу пойти за ней и двинулась туда, откуда появилась.
— Я сделала это для тебя, — сказала она наемнику, когда он догнал её. — Жест доброй воли в ожидании того, что ты послужишь моей цели.
— И эта цель…?
— Со временем мы увидим.
— Он умер? — серьезнее спросил Джарлаксл.
— Нет, конечно.
Джарлаксл вплотную приблизился к странной молодой дроу.
— Ты завидуешь ему, — осмелился сказать он.