После этою оставалось уйти. И зайти к главному инженеру. Который (может быть, ввиду громадной занятости, замученное™ делегациями, международными контактами и действительно громадным объемом работ) вдруг сказал правду:
— Есть скрытие травм, хоть отбавляй. На днях собрал тысячу мастеров, больше зал не вмещает. Говорю: будем строго карать. Мастера Квятко из мастеров только что сместили за это.
Здесь хочется просить права на отступление. Дать пищу теоретикам фельетонного жанра и ввести светлый образ. Первым и единственным человеком из заводской администрации, возмутившимся отношением к слесарю, записавшим его фамилию в гербовом кален-34 даре, был главный инженер Банщиков. И было яснее ясного, что он ужмет время международных контактов, урвет еще где-то минуты и разберется, поможет.
В остальном, чтобы не загружать главного инженера, начнем разбираться мы сами.
Да, со страшным скрипом и писком оплачиваются на предприятиях у нас бюллетени. Есть странная статья 54: если без оправдания травмировался одинокий, лишать его всяких пособий. Если нет подходящей статьи, работницу склада мартеновского завода, мать троих детей Елену Кульбакину могут лишить оплаты по бюллетеню просто так. Сэкономили. Как это там — рачительные хозяева?
А что же произошло в рачительном хозяйстве добродушно толстого начсклада Чурбы?
При распаковке ящика с оборудованием отлетел стальной уголок, ударил по голове Елену Кульбакину. После долгих фокусов с актами о несчастном случае возникла версия: нет, не уголок ее ударил. Возьмите ластик, подчистите графу производственных травм. Муж ее ударил! Бытовая у нее травма! И вообще не так уж ее ударило. Выплакивает бюллетень. Симулеж!
Лишь через два месяца подозрений, подтасовок и мытарств Елене Кульбакиной оплатили больничный лист.
Признаем: правда, в великой стране есть еще симулянты. В самолете над далекой Чукоткой пилот Боря Сабуров показывал рукой вниз:
— Сегодня равнина, — кричал он. — А вчера были горы. Симулянты меняют рельеф страны. Горы — руками!
Вот абзац горькой правды. Зимою, в период пург, предприятия Магадана уже лихорадит. Инженер, видный рабочий, филармонический гений — можно ждать от кого угодно! — вдруг выходит на середину, склоняет голову и, впившись в волосья, тянет их книзу, к ушам.
— Лысина! — говорит он, обводя всех слезящимся взором. — Съел меня Север.
— Да будет, Виктор! — утешают его. — Где ж у вас лысина?
— А вот есть, — тихим, хриплым голосом говорит пионер освоения окраин. — И ногти ломаются. Кальций из кости уходит. Семь лет на Севере! Нет, в Ялту, в Ялту! Доживать свои дни.
— Виктор! — говорят ему. — Вы знаете, у нас трудно с кадрами. Доживите еще год своих дней на должности. Мы пока подберем человека.
Но у него уже справки. В них написано о стенокардии, попугайной болезни, агорафобии, лейшманиозе, отсутствии внутричерепного давления.
Задерживать такого человека жестоко. С первым теплом он увольняется.
Однако зря магаданские отпускники будут выспрашивать о нем в Симферополе, Мариуполе и Керчи. Он не в Керчи. Он в старательской бригаде. Где золото роют в горах. Там почечник, предынфаркг-ник, внутричерепник с жуткой скоростью лопатит породу и в пыль истирает базальт. Летний сезон-то короток, а металл крупитчат.
А к зиме симулянт вернется в родной Магадан. Там кадров по-прежнему мало. Там примут.
Да, в великой стране все еще есть симулянты.
Но отделяйте овнов от козлищ, пшеницу от плевел. Больным человеком быть очень невесело. Мы крайне хотим быть государством веселых, здоровых людей. Мы много для этого делаем. В то же время у нас есть подвид лиц, мешающих людям лечиться и выздоравливать.
— Смотрите, — сказал главный инженер Банщиков. — Вот вам вся механика скрытия травм: производственный травматизм — основной показатель при подведении итогов соцсоревнования. Нет травматизма— профсоюз выделяет премию. Это большие премии. Из-за них-то и скрывают травмы. Против этого профсоюз должен выдвинуть что-то, придумать, изменить положение.
…Я приходил еще раз в большой кабинет предзавкома Стучевского. Там как раз выдвигали, придумывали. Был оттепельный, неяркий день, и дворники, обвязавшись веревками, роняли сосульки с крыш.
— Конференция облсовпрофа, — сказал товарищ Стучевский, обратив ко мне правое ухо, деформированное долгими телефонными разговорами. — Вот советуюсь, с чем выступить, какие вопросы поднять. Это в зубах, в зубах навязло! — снова заговорил он с цехами. — Рационализация, изобретательство, профилакторий, торфолечение… Об этом все говорить будут! А надо с другим чем-то выступить, предложить, чтоб за сердце брало! Звони, жду.