Таков был финал. Несколько дней спустя его похоронили в безымянной могиле. Без оркестра и надгробных речей. «Всякий человек имеет свою цену»,— любил говорить Хьюз. Теперь, лежа в гробу, он не стоил и цента. У него не было друзей — только враги и те, кого он покупал или подкупал. Никто из них — ни министры и сенаторы, ни его помощники
— не пришел проводить его в последний путь.
Американские авторы обычно подчеркивают необычность Хьюза. Но так ли уж был неповторим этот оригинал, не проявлялись ли в его эксцентричности типичные черты, присущие обществу, в котором он жил, его морали и нравам? «Я не люблю людей,— признался он однажды,— меня больше интересуют земля и минералы». Но еще больше он любил богатство
— источник власти — высший критерий человеческих достоинств в обществе, основанном на чистогане. «Он был человеком с огромным состоянием, который мог бы на свои деньги сделать много хорошего,— писал Н. Дитрих.— Но он не сделал ровно ничего. Он никогда не давал денег без корысти и даже не одалживал их близким друзьям. Он тратил деньги только ради определенных целей — ублажать своих девиц, добиваться выгод в бизнесе или снискать расположение политиков» 3. Но разве в этом оригинал Хьюз оригинален?
Хьюз был, несомненно, смелым человеком. И вместе с тем с молодых лет его никогда не покидал страх или опасение перед возможностью оказаться ограбленным или даже убитым. Он инспирировал газетные сообщения о том, что никогда не имеет при себе ни цента. Когда ему приходилось звонить по телефону-автомату, он одалживал монету у знакомых. «У нас в стране,— говорил он,— немало людей, готовых прикончить человека ради пятисот долларов». Но пытались — и пытаются — уберечь себя от вездесущих грабителей не один Хьюз, а миллионы американцев. В обществе с самым высоким уровнем преступности в мире страх перед ограблением давно стал составным элементом массовой психологии.
Американская печать постоянно расписывала «страшную одержимость Хьюза секретностью». Но это не была шизофреническая, ни на чем не основанная навязчивая идея. Он знал лучше других мир, в котором жил. Он сам вел тайную слежку за своими противниками, использовал все средства — от засылки осведомителей до установки электронного подслушивающего оборудования для получения нужной информации. И он, естественно, понимал, что такая же тайная война ведется и против него. Таковы нравы в джунглях бизнеса и политики. Еще в 40-х годах Хьюз обнаружил, что его телефоны в вашингтонской гостинице прослушивались. Он стал предпринимать меры предосторожности. И, чем богаче он становился, тем к более изощренным мерам прибегал: Хьюз мог себе позволить то, что было доступно немногим. Так, он купил себе двадцать машин «шевроле». Никому не было заранее известно, в какой из них он решит выехать. Не зная чувства привязанности, готовый обмануть или предать любого ради собственной выгоды, Хьюз и сам не доверял никому. За исключением десятка мормонов, избранных им потому, что они не пили спиртного, не курили, не увлекались женщинами. «Им можно доверять»,— признавался Хьюз. Они составили его так называемую «дворцовую гвардию»: служили ему одновременно и телохранителями, и поварами, и советниками, и посредниками для связи с внешним миром. А один из них — Фрэнк Гей возглавил «Хьюз тул компани» и стал вторым по влиянию человеком в империи Хьюза. Но и доверенным мормонам Хьюз не доверял до конца и во всем. В свои личные апартаменты он не допускал никого, даже горничных. Простыни ему оставляли у дверей спальни, и он сам стелил постель и менял белье. Никто не имел права открыть его личный холодильник. Отсюда, из спальни, он имел обыкновение по ночам давать указания по телефону своим подчиненным. Часто распоряжения к ним поступали в письменном виде. Даже Роберт Мэхью, управлявший всеми владениями Хьюза в Лас-Вегасе, ни разу лично не встретился с хозяином.
Возможно, такое затворничество частично объяснялось нежеланием Хьюза демонстрировать свою физическую немощь. Он мог покупать министров и голливудских красавиц, дворцы и заводы. Но даже миллиард долларов был бессилен вернуть ему здоровье, утраченное после авиационной катастрофы. Атлетически сложенный красавец, он превратился в инвалида, стал глохнуть (отсюда разговоры по телефону, который позволял усиливать слышимость), терять в весе. В последние годы жизни он весил всего сорок килограммов. Но, видимо, не только нездоровье и больное самолюбие заставляли его хорониться от людей. Насилие захлестнуло Америку, стало столь же типично американским, как яблочный пирог. Никто не мог чувствовать себя в безопасности — пули наемных убийц достигли даже президента, Хьюз имел достаточно оснований трястись за свою жизнь: разве мало было людей, желавших свести с ним счеты,— разоренных конкурентов, обманутых мужей, отвергнутых партнеров? Опасность еще более возросла, когда Хьюз вторгся в непосредственную «сферу влияния» Мафии — Лас-Вегас. «По-видимому,— писал журнал «Ньюсуик»,— Хьюз пришел к убеждению, что не только микробы, но и другие невидимые враги окружают его, чтобы вредить ему или шпионить за ним». А газета «Фигаро», поставив вопрос: «Что заставило его принять решение навсегда укрыться от посторонних глаз?» — высказывает предположение: «Панический страх покушений? Возможно... Гнет, который он испытывал, являясь хранителем строжайших военных секретов? Наиболее правдоподобное объяснение кроется в его отвращении к людям, которых он подразделял на «грязных» и «очень грязных».