В воспоминаниях Магрудера есть еще одно характерное признание. В воскресенье утром он говорил по телефону с руководителем аппарата Белого дома Холдеманом: изложил ему факты и получил инструкции. В разговоре с Холдеманом Магрудер исходил из того, что помощник президента был в курсе плана проникновения в «Уотергейт». «И все, что он говорил,— пишет Магрудер,— свидетельствовало о том, что так оно и было» .
А как же реагировал на события президент?
В ту ночь, когда пятеро взломщиков проникли в «Уотергейт», Никсон находился на островке Гранд Кей (Багамские острова), принадлежавшем его приятелю Бобу Абпланалпу. Весь день он провел в прогулках по острову с его хозяином и с Бебе Ребозо, купался в океане, катался на лодке. В воскресенье он прилетел в свою резиденцию в Ки-Бискейне во Флориде. И здесь, согласно версии самого президента, проглядывая газету «Майами геральд» за чашкой утреннего кофе, он увидел сообщение об аресте пяти неизвестных, проникших в штаб-квартиру демократов.
В тот воскресный день над океаном бушевал ураган. Назавтра он стих. Но мог ли думать тогда президент, что эта коротенькая заметка предвещала начало политической бури, которая выметет его из Белого дома?
Со своими подчиненными Никсон держался спокойно и непринужденно. «Что это за нелепое сообщение о штаб-квартире демократов, Боб? — спрашивает он Холдемана.— Самая идиотская вещь, о которой я когда-либо слышал».
Несколько часов спустя он опять говорит Холде-ману: «Американцы увидят, что это была лишь политическая проделка. Не могут же они отнестись к этому всерьез. Это ведь пустяковое дело».
В действительности Никсон был взбешен и встревожен провалом операции. «Только несколько лет спустя,— вспоминает Холдеман,— я узнал, что «спокойный» Никсон бешено названивал Чаку Колсону относительно этого «пустякового» вторжения. Был момент, когда он настолько потерял душевное равновесие, что швырнул пепельницу через всю комнату (в Ки-
-5
Бискейне.— Авт.)» .
Так с первых же дней после событий в «Уотергейте» Никсон начал двойную игру — он ее вел не только со всей Америкой, говоря заведомую ложь по телевидению, не только с членами кабинета, руководителями ЦРУ и ФБР, но и даже с узким кружком своих самых ближайших и доверенных помощников. Он прикидывался спокойным, когда внутренне был полон тревоги, несведущим, когда был прекрасно информирован, невинным, когда был по уши виноват. «Я,— пишет Никсон,— спрашивал много раз: почему были установлены «жучки» в штаб-квартире демократов?»4 Он действительно задавал этот вопрос и Холдеману, и Дину, и другим, хотя лучше кого-либо знал на него ответ. Он хитрил, маневрировал, подставлял под удар своих подчиненных, запутывал следы до тех пор, пока сам окончательно не запутался... Несколько лет спустя он попытался обелить себя в мемуарах. Он умалчивает об одних фактах, искажает другие, а кое-что присочиняет. И тем не менее сквозь нагромождение лжи и самооправданий проступает подлинная роль президента в «уотергейтском деле».
«Я,— пишет Никсон в мемуарах,— реагировал на проникновение в «Уотергейт» с чисто прагматической точки зрения. Если эта реакция и была циничной, то цинизм был порожден моим опытом».
Какова же была реакция этого циничного прагматика, что и как он пытался сделать? «Мне кажется,— говорит он Дину,— мы должны сделать так, чтобы дело не вышло наружу». Дин, не уступавший в циничности своему боссу, уточняет: «Заметание следов — вот о чем мы в действительности говорим в настоящее время» 5.
Итак, «заметание следов». Чтобы они не привели ни к Комитету по переизбранию президента, ни тем более к Белому дому. Для этого надо замять расследование и, прежде всего, не дать агентам ФБР «выйти на Ханта» и выявить происхождение денег, найденных у взломщиков. Не раз президент с сожалением думает о смерти своего давнего политического единомышленника, шефа ФБР Э. Гувера.
— Много упреков бросали в адрес Гувера,— говорит Дин президенту,— но я думаю, что нам лучше бы жилось сейчас, если бы он оставался живым на протяжении этого «уотергейтского скандала». Он знал, как обращаться с ФБР, как держать людей в руках.
— Да,— соглашается Никсон,— Гувер работал и делал дело. Он бы поборолся. Он бы выступил против кое-кого и запугал бы их до смерти. У него было досье на всех. Сейчас же ФБР допускает одну «утечку» за другой...