До предела осторожный в вопросах уплаты налогов, точнее, в утаивании своих огромных доходов от глаз налоговых инспекторов, Лански всегда старался избегать паблисити. Его ближайшие сообщники тешили свое самолюбие, когда в печати их именовали «королями» и «премьер-министрами» преступного мира. Они вели между собой кровавые войны, для того чтобы по трупам соперников дойти до заветного поста главы «семьи» и тем более — «босса всех боссов». Лански предпочитал держать в своих руках реальную власть, даже если она и не давала ему пышных титулов. Его влияние основывалось на изощренном уме, способностях находить все новые источники обогащения для себя и других главарей организованной преступности. Сам он предпочитал держаться в тени. Органы юстиции и печать привлекали внимание общественности к Аль Капоне, Лучано, Костелло, Дженовезе, Лепке, Гамбино, Коломбо... А Майеру Лански удавалось оставаться где-то на заднем плане, действовать за кулисами. Когда директор ФБР Э. Гувер на основании показаний Д. Валачи поднял в 60-е годы шумиху по поводу якобы «открытой» им организации «Коза ностра», о Лански вообще чуть ли не забыли. В «Записках Валачи» о нем упоминалось лишь на трех страницах, а о Дженовезе — почти на девяноста, о Лучано — на тридцати. Однако именно Лански был ключевой фигурой почти во всех событиях, в которых замешаны другие главари организованной преступности, именно он нажимал тайные пружины. Прав Хэнк Мессик, когда пишет: «Главным образом в результате влияния Лански организованная преступность претерпела изменения, превратившие ее из уродливого нароста на теле американской политики, который можно было бы удалить хирургическим путем, в пораженную раком часть нашей экономической и политической системы» . Николас Гейдж характеризует
Лански как «главного создателя гигантского конгломерата, которым является организованная преступность в США» . Именно он еще в 30-е годы помог объединить конкурирующие банды и группировки, придать организованной преступности ее современный вид, превратив ее в предприятие, которое, по его собственным словам, больше, чем корпорация «Ю. С. стил». Именно он убедил организованных преступников расширить сферу своей традиционной деятельности — «индустрии увеселений» (бары, игорные дома и т. д.) и внедриться в банковское дело, строительство, операции с недвижимостью и в десятки других областей предпринимательства, используя для этого тысячи различных «фасадов». Именно под руководством Лански организованная преступность развернула свои операции далеко за пределами границ США. Используя опыт крупнейших бутлегеров, контрабандно ввозивших спиртные напитки из-за рубежа, Лански помог организованной преступности внедриться во многие страны Карибского моря, а затем и в других районах, развернуть финансовые операции в швейцарских банках,
По своим взглядам Майер Лански ничем не отличается от других крупных предпринимателей. «В политическом отношении,— констатирует Н. Гейдж,— он явно принадлежит к правому крылу».
Говоря точнее, Лански — воинствующий антикоммунист. Он всегда принадлежал к «ястребам». В годы американской агрессии против Вьетнама считал, что надо «разбить Ханой вдребезги», еще более сурово расправляться с участниками антивоенных демонстраций. Своего сына он определил в академию «Уэст-Пойнт», где американские милитаристы пестуют офицерский состав вооруженных сил. «В своей деятельности,— пишет Хэнк Мессик,— Майер Лански исходил прежде всего из того, что организованная преступность является лишь продолжением системы свободного предпринимательства. Гангстеры были только несколько свободнее в выборе средств, чем те, кто действовал в рамках закона. Однако границы между легальной и незаконной деятельностью временами стирались, особенно когда это касалось крупных финансовых операций. Те, кто орудовали в пограничной области между законной и незаконной деятельностью, считали, что главная опасность свободному предпринимательству исходит от левых сил, интеллектуалов, либералов, так называемых «яйцеголовых», и в конечном счете от международного коммунистического заговора. Это сделало почти неизбежным создание неофициального союза между правым крылом политических сил Америки и организованной преступностью. У них была общая цель — уничтожение всего того, что препятствовало получению прибылей»3. Гангстеры и правые расистские круги решительно выступали против предоставления гражданских прав неграм, ликвидации расовой сегрегации и дискриминации. «Организованная преступность получала миллионы от игры в числа в трущобах негритянских гетто и противилась всему, что могло бы улучшить положение негров. Их сообщниками выступали белые домовладельцы и во многих случаях коррумпированная местная полиция» .
И еще один штрих к политическому портрету Лански — он ярый сионист. Зная, что на политической бирже Вашингтона сионистские акции котируются высоко, Лански публично стал похваляться своей «поддержкой дела Израиля»5. Правда, он предпочитал не уточнять, в чем именно она выражалась. Однако известно, что его ближайшие сообщники, Сигел и Коэн, по сообщению журнала «Мидлист интернэшнл», в начале 40-х годов снабжали оружием сионистскую организацию «Иргун цвай леуми», которая отличалась особо жестокими репрессиями против арабского населения Палестины. Известно и другое. Лански был тесно связан с хозяином крупного банка в Женеве «Креди интернасиональ» Тибором Розенбаумом. Из-за оплошности клерка, потерявшего документы, выяснилось, что Лански держал в нем крупные вклады. Банк Розенбаума и являлся той «прачечной», где деньги Майера Лански и его сообщников «отмывались» от грязи и крови, становились «чистыми», как альпийские снега. Журнал «Лайф» еще в 1968 году назвал Розенбаума банкиром преступного мира. Одновременно он был и банкиром международного сионизма. Этот сообщник Лански занимал посты казначея Всемирного еврейского конгресса, председателя финансового комитета Всемирной сионистской организации.
...Девятилетнего Майера Суховлянского родители привезли в США из города Гродно в 1911 году. Они не смогли вспомнить ни дня, ни даже месяца его рождения. Не долго думая, чиновник иммиграционной службы поставил в графе «день рождения» 4 июля — День независимости США. «Возможно, это сделает из него патриота»,— заметил он. С годами иммигрант превратился в «стопроцентного американца». Он изменил свою фамилию на американский манер, став Лански. Он, по словам Н. Гейджа, «достиг Американской Мечты». Он и стал патриотом, но лишь собственных карманов, подобно другим обитателям финансового Олимпа. Что касается дороги, приведшей Лански на эту вершину, то она в чем-то отличалась от пути, который прошли другие ее обитатели. Но нередко дороги эти перекрещивались либо шли параллельно — крутые, извилистые тропы, на которых конкурентов сталкивали под откос, а слабых давили.
Занимаясь многомиллионными деловыми операциями, Лански оставался гангстером. Разросшийся преступный мир продолжал жить по законам джунглей. Чем более доходным рэкетом занимался гангстер, тем сильнее было стремление других преступников отхватить у него кусок пожирнее или вообще занять его место. Эти внутренние схватки в борьбе за власть, сферы влияния и источники дохода не носили в последние десятилетия такого повсеместного характера, как в 20-е годы, но тем не менее они продолжали вспыхивать время от времени. Как фактический глава всего преступного синдиката, Лански не мог стоять в стороне от таких междоусобиц, более того, именно ему принадлежало последнее слово во многих конфликтах. Так было в «деле Багси Сигела». Сигел был дружком Лански еще с юных лет, когда они сколотили банду «Багси энд Майер». Одно время Лански даже сам называл себя Багси Майер, но после нескольких десятилетий тесного сотрудничества наступил разрыв. Сигел считал, что он «открыл» Лас-Вегас, маленький город в штате Невада, который он собирался превратить в крупнейший в мире центр легальных азартных игр. Получив деньги от организованных преступников Кливленда и других групп, он начал строить комплекс — отель-казино «Фламинго», который своей оригинальностью и роскошью должен был поражать воображение туристов. Скоро, однако, деньги кончились. Лански дал Сигелу еще миллион долларов наличными. Одновременно гангстеру Мики Коэну было поручено наблюдать за каждым шагом Сигела, который держался все более независимо и скрытно. Стремление Сигела превратить Лас-Вегас в свое личное владение вызвало недовольство многих боссов преступного синдиката, которые вложили свои деньги во «Фламинго». До Лански стали доходить слухи, что любовница Сигела намеревается уехать в Париж, а сам он тайком от синдиката уже начал переводить часть получаемых на строительство «Фламинго» денег в европейские банки на свои личные счета.