ГЛАВА 27
АЛЕССИО
После того, как мама умерла – к пианино никто не прикасался. Оно принадлежало ей.
Моя душа горела в агонии, сердце ныло от боли.
Слова вылетели из рта быстрее, чем я успел остановить себя. По какой-то причине, присутствие Айлы действовало на меня успокаивающе.
С первыми нотами, моё сердце сжало в тисках. Я поднял руку, с силой прижимая ладонь к груди.
Прошло двадцать два года с тех пор, как я слышал, как кто-то играет. Двадцать два года с тех пор, как я слышал именно эту мелодию.
Айла открыла глаза и посмотрела прямо на меня. Всё ещё улыбаясь, она вновь прикрыла веки. Девушка продолжила играть, не обращая внимания на окружающий мир. Черты её лица расслабились, она всецело растворилась в музыке. На её губах проскользнула тень улыбки.
Она казалась счастливой и умиротворённой.
И пока я слушал, боль внутри стала угасать. Она всё ещё не отпускала меня, но теперь я хотя бы мог дышать. Напряжение потихоньку покидало тело. Сердце замерло на миг, и я коснулся подрагивающими пальцами лица.
Прикрыв глаза, я почувствовал что-то влажное на щеке. Я плакал. Одна-единственная слеза. Я смахнул её резким движением, продолжая слушать.
– Мамочка, пожалуйста, сыграй! – попросил я.
Рассмеявшись, она потянула меня к пианино.
– Ладно, малыш, – разместившись на скамье, мамочка усадила меня к себе на колени. – Вот так, – сказала она, поцеловав меня в щеку, прежде чем обратила своё внимание на инструмент.
Сначала мамочка аккуратно провела пальцами по клавишам, а затем начала играть. И как только в воздухе разлилась мелодия, я расслабился и удовлетворённо вздохнул.
Как и всегда, я быстро почувствовал, что засыпаю.
Это была моя любимая часть дня.
Только я и мамочка. И пианино.
Я опустил веки, отдаваясь во власть воспоминаний. Это больно. Но сейчас боль немного утихла.
Сотни острых ножей больше не вонзались в мою душу. Я мог дышать.
Не открывая глаз, я слушал, как играет Айла. После этой песни, она сыграла другую. А затем начала напевать.
Распахнув глаза, я уставился на неё.
Медленно покачиваясь в ритм мелодии, девушка, казалось, была в своём мире. Внутри меня всё перевернулось. Сердце замерло.
Тёмные волосы волнами ниспадали на плечи. Её щеки покраснели, да ещё и это белое платье… В голове билась только одна мысль.
Что-то, о чём мой отец рассказывал много лет назад. Я покачал головой и сжал руки в кулаки. Пальцы прострелила пульсирующая боль, но этого оказалось недостаточно, чтобы привести меня в чувства.
Я не мог оторвать от Айлы глаз. И пока неспешная красивая мелодия наполняла комнату, я думал только об одном.
Айла.
Она была похожа на ангела.
ЛЕНА
Мысли не давали уснуть. Эта ночь была одной из тех, когда я думала о Марии.
Я прикрыла глаза, но, услышав красивую мелодию, распахнула веки и нахмурилась в замешательстве. Быстро села. Подняв взгляд вверх, я ахнула. Музыка звучала из гостиной. Пианино.
Но как это возможно? Никто не смел войти в ту комнату. Никто, кроме самого Алессио.
Кто же тогда играет? Я решила проверить.
Подойдя ближе, я была очарована прекрасной и умиротворяющей мелодией.
Никто не играл на пианино со времен смерти Марии. Лев и Алессио запретили.
Дверь была открыта. Прижавшись к стене, я заглянула внутрь. Алессио сидел на диване. Его взгляд был прикован к инструменту – у меня перехватило дыхание от выражения его лица.
Словно мужчину околдовали.
Я наклонилась вперёд. В этот раз мне пришлось прижать ладонь к губам, чтобы сдержать изумлённый вздох.
Прикрыв глаза и, с лёгкой улыбкой, напевая что-то, Айла играла на пианино.
Я перевела взгляд с неё на Алессио. Будто они оба находятся в каком-то своём мире.
Айла полностью растворилась в музыке, в то время, как Алессио растворился в ней самой.
Я всхлипнула. Слёзы покатились по моим щекам. Как же прекрасно…
Медленно отступив назад, я улыбнулась. Вот он. Момент, которого я ждала.
«С ним всё будет хорошо,» – подумала я.
Посмотрев вверх, я едва слышно прошептала:
– С ним всё будет хорошо. Он нашёл её, Мария, – я едва могла видеть из-за пелены слёз. – Теперь ты можешь спать спокойно. Твой маленький мальчик нашёл своего ангела.
ГЛАВА 28
АЙЛА
Сыграв первую песню, я уже не могла остановиться. Затем была вторая. Одна из моих любимых – «I Won’t Give Up» (прим.пер.: «Я не сдамся»). Раньше я играла её каждый день.
Музыка настолько поглотила меня, что в какой-то момент я поймала себя на том, что начала подпевать. Тихо, едва слышно даже для себя самой. Сердце замедлило свой ритм, билось размеренно, спокойно.
Спустя столько времени я, наконец, почувствовала покой и какую-то странную надежду.
Пианино всегда было моим способом сбежать от реальности. Оно оставалось единственным лучом света, когда тьма переполняла мою жизнь. Моя тихая гавань. И я была так благодарна, что вновь могу ощутить это.
Когда к концу подошла и вторая песня, я начала играть третью, надеясь, что Алессио не скажет остановиться. Так и не услышав замечание, я продолжила со спокойной душой. Сейчас настал черед «A Thousand Years» (прим.пер.: «Тысячу лет»).
Я не заметила, когда в воздухе повис последний аккорд. Медленно подняв веки, я тут же встретилась взглядом с Иваншовым. Напряженным, немигающим. Мужчина показался мне задумчивым и скорее даже несколько растерянным.
Не убирая пальцев от клавиш, я принялась рассматривать русского. Улыбка на моём лице исчезла, каждая клеточка тела застыла в волнении.
Пока я играла, мне было всё равно, что происходит вокруг. Ничто не имело для меня значения. Но теперь, сидя под, как и всегда, изучающим взглядом Алессио, я занервничала.
Стоит отметить, вопреки всему, был в глазах главы мафии отблеск тепла. Что-то, чего раньше я в нём не замечала.
Мужчина не двигался, он даже не проронил ни слова. Я прочистила горло. Распахнув глаза, он отвернулся, после чего провёл окровавленными пальцами по волосам.
Вздрогнув, я поднялась на ноги и встала перед пианино. Так Алессио был всего в паре шагов.
Я отчётливо видела его покрытое ссадинами и синяками лицо. Алые скулы русского приобрели какой-то лиловый оттенок. У него была рассечена бровь, а на губах засохла кровь.
– Можешь уходить, – грубо произнёс Алессио. Вздрогнув от столь внезапной смены его настроения, я отступила на шаг, но, наткнувшись на пианино, нервно стала перебирать между пальцев подол платья.
Он снова это сделал. Изменился за долю секунды.
– Позаботься о своих ранах, чтобы не получить заражение, – сказала я.
Глядя на Алессио, я ждала его реакции.
Но ничего. Крепко стиснув зубы, Иваншов впился взглядом в стену.
Сердце вновь сумасшедше забилось в груди. Меня переполняло беспокойство. Возможно, я переступила черту. Не следовало садиться за пианино. Меня вообще не должно здесь быть.