Мадж поставила стаканы на бюро и показала бутылку Паркеру.
— Высший класс! Только что с корабля! — похвасталась она и засмеялась, открыв ослепительно белые вставные зубы. Под молодежным одеянием скрывалось старческое тело; но в этом теле все еще таилась не желающая стареть плоть. Мадж никоим образом не позволяла себе этого. В 1920 году она был ровесницей века, столь же молодой, как и начавшееся новое столетие. Первая мировая война уже закончилась, “сухой закон” вступил в силу — и деньги буквально валялись под ногами. Это была великая вещь — в начале века быть молодой и полной жизни первосортной шлюхой, котирующейся по самому высшему разряду. И до самой смерти Мадж так и будет пребывать душой в том благостном для нее 1920-м.
— Хочешь льда? — спросила она. — Могу достать немного, если пожелаешь.
— Не беспокойся! — уверил Паркер. Все, что он хотел, — это чтобы она поскорее убралась подальше отсюда со своими разговорами: Генди должен был вот-вот уже появиться.
Мадж плеснула спиртного в стаканы, протянула один ему, провозгласив:
— За добрые старые времена!
Он фыркнул. Напиток, когда он попробовал его на вкус, оказался теплым и кисловатым. Ему бы, конечно, следовало отправить Мадж за льдом.
— Какой сюрприз! — Она прошла и уселась на кровать. — Я все еще никак не могу привыкнуть к твоему новому лицу, Паркер. Ты знаешь, мне показалось, оно намного хуже старого.
— Благодарю! — Он опять подошел к окну и выглянул наружу. Когда Генди заявится, надо будет выставить Мадж отсюда под каким-нибудь благовидным предлогом.
— Я тебе не говорила, что Марти Кэйбелл был здесь прошлым летом? Он подхватил некую блондиночку, Кристи, так ее вроде бы звали. Он и усы отпустил тоже...
Мадж говорила ему в спину, так как он по-прежнему стоял, глядя в окно. Она поведала обо всех, кого видела в прошлом году, и о ком слышала, и где находится такой-то и такой-то, и что случилось с тем-то. Мадж всегда была битком набита информацией. Некоторые имена, упомянутые ею, Паркер не мог никак припомнить. Мадж думала, что все те, кого знает она, непременно должны знать друг друга. Одна большая счастливая семья! Это тоже было частью Мадж, оставшейся с тех пор такой же, какой она была в двадцать лет.
Какая-то машина свернула с шоссе, и Паркер поспешно прервал ее излияния:
— К тебе постоялец.
— Этхел там на стреме.
Этхел была девахой двадцати девяти лет, несколько заторможенной в развитии. Она жила в мотеле и работала на Мадж, Убиралась в номерах, когда они были не заняты, иногда дежурила в конторе. Откуда она явилась и какое отношение имела к Мадж, Паркер не знал, да и знать не хотел. Поговаривали, будто бы Этхел доводится Мадж дочерью.
Мадж продолжала болтать. Время от времени она делала паузу или задавала вопрос, и Паркеру приходилось отрываться от окна, принимая участие в разговоре. Конечно, Мадж любила вволю почесать языком, но была неоценима в других отношениях, и имело смысл быть с ней пообходительней, ведь ее мотель — самое безопасное убежище в Западной Пенсильвании.
Этхел прошла мимо окна, неся в руке ключ, в сопровождении парочки несовершеннолетних, которые шли в обнимку.
Девчонка выглядела испуганной, парень же пытался придать себе уверенный вид. Спустя минуту Этхел вернулась уже одна и направилась обратно в контору. За спиной Паркера не переставала болтать Мадж. Сейчас она задавала вопросы, пытаясь выудить у него то, чего еще не знала, чтобы поделиться новыми сведениями со следующим общим их приятелем, который остановится у нее в мотеле. Паркер отделывался краткими фразами типа: “В тюрьме”, “Покинул Калифорнию”, “Мертв”! И так далее.
Наконец с шоссе свернула еще одна машина. Паркер к тому моменту покончил с тепловатым напитком, принесенным Мадж, и наотрез отказался от второй порции. Он вполуха продолжал слушать трескотню Мадж и вполуха вслушивался звуки приближавшихся шагов. Он внутренне собрался и ждал, когда наконец раздастся стук в дверь.
Генди?.. Но на всякий случай Паркер обратился к Мадж:
— Ответь за меня, сделай одолжение!
— Конечно! А ты что, попал в неприятность, Паркер?
— Нет!
Мадж пожала плечами, будучи все еще в хорошем расположении духа, и отправилась открывать дверь.
— Привет, Генди! Давай заходи.
— Что скажешь, Мадж? — Генди Мак-Кей был высоким тощим как жердь, с жилистыми запястьями, костлявым лицо и жесткими темными волосами, начинающими седеть за ушами. В углу рта у него прилепилась сигарета, и, когда он ее вынул, она оказалась настолько обмусоленной, что через серую бумагу просвечивал коричневый табак.
— Как это здорово увидеть тебя, Генди, — ответиа Мадж. — На вот, держи! Я возьму себе другой стакан.
Вмешался Паркер:
— С этим попозже, Мадж!
— Дела! — произнесла недовольно женщина. — С тобой всегда только одни дела, Паркер! — Она положила руку на плечо Генди: — Заходи попозже в контору, мы с тобой выпьем!
— А то как же, Мадж! — ухмыльнулся Генди и попридержал для нее дверь. Мадж вышла, он плотно закрыл дверь за ней и повернулся к Паркеру: — Славная бабенка!
— Только слишком много болтает. Ну, как ты?
— Да так себе. Похоже, все тихо по поводу той самой работенки о взятии бронемашины с инкассаторами. Ты ничего не встречал в газетах?
Паркер отрицательно покачал головой.
Это случилось три месяца назад: он с Генди и еще двумя сообщниками взяли инкассаторскую бронемашину в Нью-Джерси. Если бы не эта заварушка с мафией, Паркер и сейчас бы все еще жил во Флориде на свою долю от захваченной тогда добычи. Они с Генди поделили все поровну, так как двое других попытались их надуть, и в результате остались с носом.