Чтобы парализовать или ослабить деятельность «охотников за нацистами», некоторые «сердобольные» люди ссылаются на то, что время сглаживает в памяти прошлое и надо по христиански прощать тех, кто действовал якобы не по своей воле. Такого рода «доводы» раздражают меня более всего, поскольку в них не принимается в расчет то, что я называю постоянством нацистского характера, который можно наилучшим образом проследить на примере Барбье. Этот нацист-палач действовал одинаково: в 1941 году — в Амстердаме, в 1942—1943 годах — во Франции и позднее, в 1976 году, — в Ла-Пасе. Друзьями и сообщниками шестидесятилетнего Барбье в Боливии были эсэсовец Герберт Конплин, итальянский фашист Делла Киале и немецкий неонацист Иоахим Фибелькорн — главари полувоенной группировки, виновной в многочисленных казнях и пытках патриотов Боливии и созданной по примеру печально известных «эскадронов смерти» в Сан-Сальвадоре, Буэнос-Айресе и других столицах латиноамериканских стран.
Прольет ли процесс над Барбье во Франции новый свет на недавние преступления «палача из Лиона»? Я сомневаюсь в этом, поскольку французская юридическая машина должна будет следовать по узкой тропинке, ведущей в далекое прошлое. Многие из нас надеются, что некоторые свидетели все-таки приподнимут завесу над последними событиями. Речь идет о свидетелях, вызванных по инициативе Режи Дебре, бывшего узника политической тюрьмы боливийской диктатуры, а ныне личного советника президента Франсуа Миттерана. Возможно, мы узнаем об обстоятельствах смерти Че Гевары? Я слышал в Латинской Америке от участников антифашистской борьбы, что Клаус Альтман-Барбье, находившийся тогда на своей вилле Кочабамба, имел отношение к драматической гибели Че Гевары.
Согласно многим свидетельствам, Клаусу Барбье было по душе возглавлять парады отрядов карателей, созданных генералом Банцером, главой фашистского боливийского государства. Барбье вел их на стадион и наслаждался тем, как они маршировали под эсэсовские мелодии или изображали боевую атаку. Просмотры старых нацистских фильмов с участием Лени Рифеншталь, этой «нимфы фюрера», демонстрировавшихся на сборищах бывших нацистов в местностях с преимущественно немецким населением, столь многочисленным в Южной Америке, всякий раз вновь воодушевляли фанатичных эсэсовцев.
Что же касается Лени Рифеншталь, то не могу забыть наглость этой экс-фюрерши нацистского кинематографа. Я видел, как ее допрашивала французская военная служба безопасности в Инсбруке в 1945 году. Ей ставились в вину километры фильмов, прославляющих гитлеровский режим. Достоверные данные подтверждали, что однажды она крайне раздраженно заявила фюреру: «Выбирайте между Геббельсом и мной». Известно также, как, одетая в тщательно подогнанную форму, с пистолетом за поясом, она присутствовала на расстреле польских патриотов в деревне Конски…
Когда я изложил эти факты в одной из книг, посвященных концентрационным лагерям, Лени Рифеншталь при поддержке всесильного западногерманского финансового лобби затеяла против меня процесс, который широко освещался французской прессой в 1961 году.
Скромному историку, каким я себя считаю, живущему на средства от работы журналиста и писателя, пришлось выдержать целый бой. Рассматривая дело в первой инстанции, дотошные парижские судьи вынесли приговор не в мою пользу. Моя книга была конфискована… При поддержке известного журналиста Андре Вюрмсера из газеты «Юманите» и Эдмона Мишле, министра в правительстве генерала де Голля и бывшего узника концлагеря, я привлек на свою сторону общественное мнение и выиграл. Все это длилось долгие месяцы и исчерпало мой бюджет исследователя по крайней мере на два года вперед. Со времени разгрома нацизма меня постоянно побуждала к действию одна мысль, которая подчиняла себе мои профессиональные интересы: взять за горло нацистских преступников, которые несли ответственность за гибель шести моих близких родственников во время осады Ленинграда в 1941—1943 годах. Правда, еще до этого, в 1937—1939 годах, я был глубоко возмущен тем, что республиканская Испания была брошена на произвол судьбы, а также позорным мюнхенским диктатом, равно как и «днями предательства», которые потворствовали удару в спину, нанесенному Чехословакии. Таков заголовок одной из моих книг, вышедшей в 1975 году. Вся моя жизнь складывалась под влиянием чувств протеста и негодования в отношении фашистских преступлений.