— Девушка порезала ногу, и ей очень больно.
Жиза проспала весь день, а когда проснулась — расплакалась и уже не могла остановиться. Рыдая, она рассказала, что при подготовке к наркозу у нее появилось страстное желание сбежать оттуда:
— Врач ввел в меня какой-то цилиндр и вытащил мальчика, который прекрасно бы родился. Но теперь наш сын, Пауло, будет гнить неизвестно где…
Заснуть они не могли. Глубокой ночью она медленно подошла к письменному столу, за которым Пауло что-то писал:
— Даже не знаю, могу ли я просить тебя об одолжении: мне надо привести себя в порядок, и мне кажется, я справлюсь сама. Но если вдруг мне станет очень больно, ты придешь в туалет мне помочь?
Он улыбнулся и отделался вежливым «конечно», но как только за ней закрылась дверь ванной, начал возносить слезные мольбы Святому Иосифу, чтобы тот избавил его от этой непосильной задачи.
— Прости мне, Святой Иосиф, мое малодушие, — шептал он, подняв глаза, — но помогать Жизе после аборта — для меня это слишком. Чересчур! Чересчур!
К его радости, через несколько минут из туалета донесся шум спускаемой воды, и Жиза, вернувшись в комнату, вновь легла в постель. После аборта она почти все время плакала, прекращая разве что когда смыкала от усталости глаза. В субботу, похоже, ей стало чуточку лучше, и Пауло днем ходил на курсы преподавать. Вернувшись под вечер, он встретил ее на автобусной остановке возле дома. Они поднялись в квартиру, и только после настойчивых расспросов Жиза призналась, что она делала на улице:
— Я вышла из дому, чтобы умереть.
Реакция Пауло была неожиданной. С серьезным видом, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что это не шутка, он заявил не раздумывая:
— Мне искренне жаль, что я помешал тебе, прервав исполнение столь значительных замыслов. Если ты решила умереть, что ж — действуй, иди и покончи с собой.
Но у нее уже не было прежней решимости. На третью ночь без сна, когда Жиза в очередной раз готовилась заплакать, Пауло начинал говорить и не умолкал ни на минуту. Он менторским тоном разъяснял ей, что выхода нет: призванный на Землю Ангел Смерти возвратится обратно, лишь унеся с собой чью-нибудь душу. Он поведал ей, что не надо отступать, иначе Ангел будет преследовать ее вечно, и даже если сейчас она уже не захочет умирать, он сможет прикончить ее потом, например, подстроив несчастный случай. Он вспомнил собственное столкновение с Ангелом в отрочестве, когда пришлось обезглавить козу, только бы не отдавать собственную жизнь. Выход был лишь один — смело идти навстречу Ангелу:
— Тебе нужно бросить ему вызов. Делай, что задумала: попытайся покончить с собой, но извернись так, чтобы сохранить жизнь.
Когда Жиза, обессилев, сомкнула глаза, он устремился к дневнику, где продолжил развивать свои безумные идеи:
Я знаю, что Жиза не умрет, но она не знает об этом и не может жить в сомнении. Нужно дать ответ Ангелу в любом случае. Несколько дней назад одна наша знакомая, Лола, искромсала себе все тело бритвой, но в последний момент ее спасли. Сейчас многие прибегают к попытке самоубийства. Но лишь немногим это удается, и это хорошо, потому что они выкарабкиваются оттуда живыми, да им еще удается убить того, кто существовал внутри и им совсем не нравился.
Эта мрачная теория не была плодом болезненного воображения Пауло; она научно обосновывалась психиатром, чей кабинет он в то время посещал. Этого врача в своем дневнике он выводит под именем «доктор Тень». Теоретический стержень такого врачевания сводился к тому, что Пауло и внушал Жизе: требовалось усугубить душевные травмы пациента. Врач рассказывал ему, что никого нельзя исцелить обычным методом.
— Если вы пропали и считаете, что мир значительно сильнее, — объяснял он пациентам, — тогда только и остается, что покончить с собой.
Именно в этом, по мнению Пауло, и крылась гениальность тактики. Он писал: «Человек выходит от врача сокрушенным. Только теперь он понимает, что ему нечего больше терять, и начинает творить такие вещи, на которые никогда бы не решился при других обстоятельствах. В общем, метод доктора Тени — действительно то единственное в границах подсознательного, в чем я по крайней мере уверен. Это исцеление отчаянием».
Когда они проснулись наутро — это было воскресенье, солнечный летний день, — Пауло больше не требовалось подыскивать мудреные слова. Возлюбленная сама надела купальник, взяла пузырек с успокоительным из шкафчика в ванной — вероятно, это была упаковка с таблетками «Орап», которые Пауло обычно принимал после первой госпитализации, — одним махом высыпала их в рот и запила стаканом воды. Они вместе вышли из дому, Жиза — по-прежнему пошатываясь, — и зашагали к пляжу. Пауло остался на набережной, а Жиза вошла в воду и поплыла. И хотя было понятно, что, приняв такую дозу, его подруга не в силах будет вернуться назад, он ждал ее и наблюдал, как уже очень скоро она превратилась в точку, неразличимую в солнечных бликах… «Меня охватил страх, он заставлял меня утратить твердость, позвать ее, приказать ей не делать этого, — писал он впоследствии, — но я знал, что Жиза не погибнет». Двое мужчин, что занимались йогой на песке, окликнули его; их беспокоило, что девушка не возвращается: