Успех означал деньги, а для Пауло деньги должны были превратиться в камни, скрепленные цементом, в конце 1976 года он приобрел свою третью недвижимость — квартиру с двумя спальнями на улице Паулино Фернандеса в районе Фламенго, в ста шагах от дома, где родился и вырос. Приобретение собственности, как и достаток вообще, доставляли ему удовольствие, но и внушали страх перед чужой завистью — прежде всего перед коммунистами. В этом отношении он ничем не уступал своему другу и соавтору Раулю Сейшасу. Косматый рокер, который совсем еще недавно обличал «общество потребления» и в своих песнях едко иронизировал над страстью к материальным благам, теперь сделался настоящим стяжателем и ни за что не согласился бы расстаться хоть с самой малой толикой скопленного добра. «Сегодня в кино я вдруг дьявольски испугался, что настанет коммунизм, и у меня отнимут все мои квартиры, — записывает Пауло в дневнике и продолжает с обескураживающей прямотой: — Я никогда не буду сражаться за народ. Звучит скверно, я понимаю, но я никогда не буду сражаться за народ. Буду сражаться за идею и, быть может, за привилегированную элиту, или отдельное избранное сообщество».
Материальное благополучие, обеспеченное миром музыки, ни на миг, ни на пядь не могло отклонить его от исполнения давней заветной мечты — стать великим писателем. В минуты упадка и тоски ему иногда «становилось почти непреложно ясно», что мечта эта недостижима. Всякий раз, вспоминая, что ему скоро тридцать, он пугался — ибо считал, что это крайний срок, deadline, для того, чтобы добиться мировой известности, и по достижении этого рубежа надежда на успех меркнет и гаснет. Однако стоило ему однажды прочесть в газете, что книги знаменитой английской писательницы Агаты Кристи принесли своей создательнице 18 млн долларов, как его настроение заметно улучшилось.
Я вовсе не собираюсь издавать мои книги в Бразилии — здесь еще нет настоящего рынка книготорговли. Трехтысячный тираж считается у нас большим успехом, тогда как в Соединенных Штатах — оглушительным провалом. Здесь нет перспективы. Если я хочу стать писателем, то должен постоянно и непрестанно думать о том, куда бы отвалить.
Покуда судьба не указала ему путь к славе, Пауло был вынужден подчинять свою жизнь жесткому расписанию — присутственные часы, совещания, поездки в Сан-Пауло, словом, все то, что входило в обязанности креативного директора. Корпорация «Филипс» решила объединить все свои отделы и департаменты в одном здании, находившемся тогда на отдаленной окраине Рио — в современном и только еще строящемся районе Барра-до-Тижука. Пауло был против переезда: во-первых, офис теперь находился в сорока километрах от дома, и ему пришлось преодолеть психологическую травму Араруамы, купить машину и получить права, а во-вторых, на новом месте ему выделили слишком маленький кабинет. Впрочем, свое недовольство он изливал только в дневнике:
Я сижу в новом кабинете, если так можно назвать эту каморку. Я и мой персонал — две секретарши, ассистентка и курьер — ютимся на пространстве в 30 кв. м, то есть на каждого приходится всего по 5. Этого было бы просто мало, если бы тут к тому же не громоздилась всякая рухлядь, — но и ее к нам запихнули.
Помимо того что место службы располагалось неудобно и далеко от центра, Пауло чувствовал себя неуютно еще и потому, что занимал должность, находившуюся в эпицентре постоянного землетрясения, порождаемого острым соперничеством, борьбой за место под солнцем, состязанием честолюбий и тем, что называется «подсиживанием». Поле борьбы, в которой личность попирается, а удары по большей части наносятся в спину, — едва ли подходящее место для человека, чью душу постоянно томят страхи и параноидальные мании. Если ему казалось, что какой-нибудь местный громовержец недостаточно любезно раскланялся с ним в лифте, Пауло тут же видел в том угрозу своему пребыванию в должности. Если приглашали на какой-нибудь спектакль, шоу или презентацию, это гарантированно влекло за собой несколько дней бессонницы и десяток слезливых страниц в дневнике. Если не вызывали на совещание, это приводило к сильнейшему припадку астмы. Тревога и неуверенность в себе достигали крайних пределов. Если какой-нибудь музыкальный продюсер не связывался с ним напрямую, Пауло становился нетрудоспособным — настолько это выбивало его из колеи. Когда же несколько признаков того, что его преследуют или что им пренебрегают, складывались, как ему казалось, в систему, он, попросту говоря, впадал в ступор: