После первых ошеломительных известий о масштабе продаж пресса опомнилась, но внимание ее привлекло не содержание новой книги, а подробности договора Коэльо и Рокко. Одна газета уверяла своих читателей, будто автор получает 15 процентов с продажной цены каждого экземпляра (тогда как повсеместно принято было 10); другая — что поставил условием выплату 400 тысяч долларов премии, если объем продаж превысит 600 тысяч экземпляров. Третья распространялась об Астрономических суммах, пущенных издательством на рекламу, и о том, что автор, опасаясь инфляции, потребовал производить выплаты каждые две недели. «Жорнал до Бразил» клялась, что на волне успеха «Валькирий» рынок будет наводнен пластиковыми мешками с надписью «Я верю в ангелов», плакатами «Ангелы среди нас», керамическими бюстиками автора и шестью сотнями футболок с изображением архангела Михаила. Колумнист из Рио-де-Жанейро возвещал, что Коэльо отказался от 45 тысяч долларов, предложенных одной страховой компанией за появление в рекламном ролике с единственной фразой: «Я верю в жизнь после смерти, но на всякий случай советую застраховаться». Абсолютным новшеством было и то, что Пауло с этих пор стал требовать, чтобы издательство согласовывало с ним продажную цену книги — прежде авторы в эту сферу, считавшуюся прерогативой издательства, не вмешивались. Коэльо, желая, чтобы его произведения были доступны людям «с низкой покупательной способностью», отныне особо оговаривал в контрактах «потолок» стоимости — для «Алхимика» он был определен в 11 долларов (равных 16 долларам 2008 года).
Когда же было утолено первоначальное любопытство к цифрам, суммам и числам, критики завели свои старые песни, отрепетированные на предыдущих книгах: «Сомнительные литературные достоинства „Валькирий“ могут в конце концов возыметь неожиданный положительный эффект. Чтобы походить на бред, она слишком банальна. И, стало быть, ее легче читать» («Фолья де Сан-Пауло»). «Если рассуждать в категориях литературы, понимаемых прежде всего как писательское мастерство, „Валькирии“ в изрядных дозах обнаруживают те же качества прозы, что характерны и для других книг, вышедших из-под этого пера — то есть, никаких качеств не обнаруживают» («Вежа»). «Книги Пауло Коэльо — и „Валькирии“ здесь не исключение — не блещут стилистической виртуозностью. Помимо фабульной невнятицы, обращают на себя внимание неуклюже слепленные фразы, которые кажутся взятыми из школьного сочинения» («Эстадо де Сан-Пауло»).
В громе этой пальбы незамеченным осталось скромное сообщение о том, что Управление образования Рио-де-Жанейро намеревается использовать книги Пауло Коэльо для того, чтобы прививать учащимся привычку к чтению. Впрочем, два отзыва на эту инициативу, напечатанные в «Жорнал до Бразил», оказались еще более неприязненно-язвительными, нежели критические разборы. В первом, подписанном журналистом Роберто Мариньо де Азеведо и озаглавленном «Глупость», автор сообщал, что ошеломлен известием, и обвинял Управление в том, что «оно намерено засорять головы бедных детей мистицизмом восьмого разведения, изложенным к тому же весьма корявым языком». Похлеще самого текста была сопровождавшая его иллюстрация: карикатура изображала школьника с ослиными ушами и «Дневником мага» в руке.
Карикатура, напечатанная в «Журнал до Бразил», привела Пауло в негодование: по мнению критика, изучать книги Коэльо в школах — значит превращать детей в ослов
А писатель, достигший четырьмя своими книгами беспримерного для Бразилии успеха, мог по пальцам одной руки сосчитать положительные отзывы, напечатанные у него на родине на любую из них. Журналисты, которые не в силах были предоставить читателям внятное объяснение того, почему автор, записанный ими в безнадежные посредственности, имеет такой феноменальный успех, продолжали искать ответы наугад. Одни относили целиком и полностью на счет умелой рекламы рекорды, которые один за другим продолжал бить Коэльо, — но тотчас возникал резонный вопрос: если рецепт успеха так элементарен, почему им не воспользовались другие писатели, другие издатели? К Монике Антунес, после выхода «Валькирий» ненадолго оказавшейся в Бразилии, «Жорнал до Бразил» тоже обратился с неизбежным вопросом: «Чем вы объясняете успех Пауло Коэльо?» Моника в ответ произнесла пророческие слова:
— То, что мы наблюдаем сейчас, — только начальная стадия лихорадки.
Другой неизменный аргумент — ссылка на низкий культурный уровень бразильцев, не приученных к чтению, — опровергался тем обстоятельством, что книги Пауло стали завоевывать себе место на книжном рынке Франции и Соединенных Штатов — стран, законодателей литературной моды. Издания в Америке стали появляться в конце 1990 года. Пауло в ту пору жил в гостинице «Холидей-Инн» в Кампинасе, городке, отстоящем на сто километров от Сан-Пауло, и готовился к дискуссии со студентами местного университета по поводу «Бриды», когда в его номере раздался телефонный звонок. На другом конце провода был 50-летний Алан Кларк, владелец «Джентльмен’з Фармер», маленького (всего на пять номеров) отеля, работающего по системе «bed and breakfast» из Вест-Барнстейбл, городишки в штате Массачусетс. Кларк, бегло говоривший по-португальски, объяснил, что на досуге подрабатывает переводчиком в суде, а прежде провел несколько лет в Бразилии по контракту с транснациональной корпорацией ITT (International Telephone&Telegraph), до конца 1980-х годов доминировавшей в сфере мировых телекоммуникаций по всей планете. И сообщил, что прочел «Дневник мага» и книга ему понравилась до такой степени, что он задумал ее перевести. Пауло хоть и понимал, что американский книжный рынок может предоставить ему огромные возможности, не пришел от этого предложения в восторг: