Эта книга объединяет серию текстов, призванных напомнить, что в каждом из нас живет воин света. Каждый способен услышать безмолвие своего сердца, признать поражения, не отступив перед ними, сохранить надежду в период упадка и усталости.
Выход «Книги…» в Бразилии был предварен ее итальянской премьерой, прошедшей с большим успехом, однако это не произвело на критиков никакого впечатления. Даже «Фолья де Сан-Пауло», печатавшая прежде миниглавки, устами молодого журналиста и одного из своих редакторов Фернандо Барроса-и-Силвы высказалась о новинке как о «последней мистической судороге, пробившей самую феноменальную личность нашего издательского мира», а затем в первых же строках отказала Коэльо в праве называться писателем:
Пауло Коэльо — не писатель. Даже не плохой писатель. Неверно было бы относить то, что он делает, к сфере сублитературы. Это было бы чересчур лестно для него. Он гораздо ближе к Эдиру Маседо, «епископу»-руководителю Вселенской церкви Царства Божьего, чем к Сидни Шелдону. (…) Охарактеризовав таким, образом автора, перейдем непосредственно к произведению. Нового там нет ничего. Секрет прост: выстроить в ряд прописные истины так, чтобы читатель сам выбрал то, что ему больше подходит. Расплывчатая метафоричность, туманная метафизичностъ и прочие дымки способны сказать все что угодно именно потому, что не говорят ничего. (…) В эту неизменно срабатывающую формулу можно подставить любые клише — экологически чистые и идиллически безмятежные пейзажи, аллюзии на нескончаемые битвы между Добром и Злом, беглые упоминания о чувстве вины и христианском смирении — и все это, изложенное бесцветным и плоским языком, кажется делом рук восьмилетнего ребенка, а в качестве «целевой аудитории» предполагаются люди с той же степенью умственной и душевной зрелости. При самом бережном и внимательном чтении Пауло Коэльо каждое последующее произведение представляется глупее и бездарнее предыдущего.
Для Коэльо подобные заявления лишь подтверждали, что между отношением критиков и поведением читателей существует глубокая, зияющая пропасть. Как повелось с его первой книги и повторялось со всеми последующими, «Книга воина света», подвергшаяся саркастическим разборам, подобным вышеприведенному, уже через несколько дней появилась в списке бестселлеров не только в газете, редактируемой Барросом-и-Силвой, но и во всех рейтингах, публикуемых бразильской прессой. Вслед за тем Пауло удалось то, что еще не удавалось ни одному из бразильских писателей, — одна и та же книга возглавляла список бестселлеров и в категории «художественная литература» (в данном случае — по версии газеты «Глобо»), и по разряду «нон-фикшн» («Жорнал до Бразил»), В остальном мире дело обстояло примерно так же: «Книга воина света», переведенная на 29 языков, в Италии разошлась миллионным тиражом, сделавшись после «Алхимика» и «Одиннадцати минут» самым большим успехом Коэльо, — и даже десять лет спустя переиздается в среднем по 100 тысяч экземпляров в год. Популярность ее в Италии достигла такой степени, что в конце 1997 года Донателла Версаче, сестра и наследница великого модельера, скончавшегося за год до этого, объявила, что именно это творение Коэльо послужило источником вдохновения для работы над коллекцией «весна-лето 1998 года». Во Франции объем продаж «Алхимика» достиг 2 млн экземпляров, «Рио-Пьедры» — 240 тысяч, и этот успех побудил Анну Каррьер приобрести за 150 тысяч долларов права на перевод и публикацию «Пятой горы». За несколько месяцев до выхода книги Пауло с радостным волнением узнал, что французское правительство наградило его орденом «За заслуги в области наук и искусств». На церемонии вручения министр иностранных дел Филипп Дуст-Блази назвал Коэльо «алхимиком слова, приносящим радость миллионам читателей». «Ваши книги творят добро, ибо стимулируют нашу способность мечтать, наше желание искать и верить в самих себя в ходе этого поиска».
Впрочем, многие бразильцы продолжали морщить нос при виде того, как расстилают красную ковровую дорожку под ноги их соотечественнику, где бы тот ни появлялся. Подобное отношение в очередной раз ярко проявилось в начале 1998 года, когда было объявлено, что с 19 по 25 марта Бразилия будет почетной гостьей на 18-м Международном книжном салоне в Париже. Министр культуры Бразилии Франсиско Уэффорт поручил президенту Национальной библиотеки академику Эдуардо Портеле сформировать делегацию писателей, которые будут принимать участие в торжествах по приглашению бразильского правительства. Утряски и согласования длились несколько недель, а когда до отъезда оставалось десять дней, в СМИ появился список тех пятидесяти счастливцев, что проведут за казенный счет неделю блаженного ничегонеделанья в Париже. Как и четыре года назад, перед Франкфуртом, имя Пауло Коэльо в этом списке не значилось. Правительство совершило по отношению к писателю, который поддерживал его, тем более бессмысленный демарш, что Пауло больше не нуждался в официальных приглашениях, чтобы участвовать в подобных церемониях. Прилетев в Париж по приглашению своей издательницы, он в день открытия Салона устроил автограф-сессию по случаю выхода французской версии «Пятой горы», выпущенной тиражом 250 тысяч экземпляров — вовсе не чрезмерным для человека, чьи книги выходили в этой стране тиражом пятимиллионным. Коэльо оказался в Париже на неделю раньше бразильской делегации и начал настоящий марафон интервью, пресс-конференций и выступлений на шести разных каналах французского телевидения. И наконец вечером 19 марта, под оглушительные звуки настоящей батукады, президент Жак Ширак и Рут Кардозо, «первая леди» Бразилии, представлявшая здесь своего мужа. Фернандо Энрике, перерезали ленточку, открыли Салон и в окружении толпы репортеров и охранников двинулись по залам «Пари-Экспо», где разворачивалось действо. На глазах у растерянных бразильцев Ширак вдруг отделился от своей свиты, подошел к стенду издательства Анны Каррьер, поздоровался с хозяйкой и, широко улыбаясь, заключил в горячие объятия Пауло Коэльо — единственного, как потом выяснилось, бразильского писателя, которого читал и которого через два года наградит орденом Почетного легиона — отличием, которого в недалеком прошлом были удостоены международные знаменитости вроде Уинстона Черчилля и Джона Ф. Кеннеди, а из бразильцев — авиатор Сантос-Дюмон, футболист Пеле и архитектор Оскар Нимейер. Прежде чем продолжить путь, Ширак полушутя заметил Анне Каррьер: