— Никуда такое не годится. — Шэн протянул руку, пальцем коснулся искалеченного лица. Палец выдал небольшой светящийся импульс, затем свет чуть затих, но светиться не перестал. Мана на цвет была зелёной, и по предназначению была целительской. За её выработку в теле Шэна отвечала небольшая руна, вырезанная сбоку, на рёбрах. Руна Ратхи была придумана не целителями, а обычными магами, у которых периодически возникала необходимость в лечении, а целителей рядом не было. По сути, Ратхи очень простая руна, она вбирает в себя обычную ману и тут же выдаёт целительскую энергию, которую ближайший живой организм тут же впитывает.
Ратхи способна закрыть глубокие порезы, зарастить кости, рассосать сильные ушибы. Одна беда у неё — она затратна, по силе. Для Шэна кажется вообще непозволительной роскошью, с его то резервом. Однако…
На теле Шэна теперь вырезано четыре руны. И самая большая их них – Руфус. Располагается на худом животе Шэна. Эта руна способна впитывать в себя природную энергию, имея внутри весьма значительный резерв. И от этой руны выжжены каналы манны, через них Руфус питает собой Ратхи, а также руну личины. Есть ещё и четвёртая руна, находится на его груди, немного сбоку, там, где сердце – Руна, или скорее печать-ключ, отвечающая за погашения клятвы, и она пассивна. Мана для её поддержания не требуется.
С тех пор, как Шэн покинул Прамонд – прошло восемь дней. В резерве оставалась лишь треть, которая сейчас быстро тратилась на исцеление через руну Ратхи.
«И зачем я делаю это? Лежал бы себе спокойно на сене и дальше, никого бы не трогал… удалось бы хорошо выспаться до рассвета и силы сберечь… эх…» — Шэн закончил с её лицом, оно теперь было целым и представляло собой совершенно обычное лицо, не красивое. Один глаз заметно больше другого, а над ними нависает очень крупный лоб.
Обычная девушка, что казалась весьма очаровательной лишь из-за своей юности. От неё сладко пахло какой-то травой. Шэн отвёл руку от её лица. Резерв Руфуса опустился на дно, оставался конечно ещё и его родной покалеченный резерв, да тот мало на что годился.
Шэн невольно уставился на промежность девушки. Слегка волосатые ноги, и там… по середине тоже много волос. Но белёсая кожа на бёдрах кажется такой нежной и мягкой, что Шэн захотел дотронуться. На ощупь кожа оказалась куда нежнее чем он предполагал. Он наклонился к её бёдрам, сладковатый запах усилился, и пахнет совсем не травой. В штанах Шэна что-то набухло.
«Может мне воспользоваться шансом и получить оплату, так сказать… за лечебные услуги и за спасение?»
Он посмотрел на её лицо, снова заглянул между ног, по пути мазнув взглядом о розовый сосок.
«Нет, это кажется плохой идеей… а ведь почему-то хочется».
Шэн хмыкнул и подставил палец к внутренней стороне её бедра. Он не дотронулся до кожи, но палец завис совсем рядом. И между его пальца и её бедром проскочила зеленоватая искра.
Бз-ж…
Её ноги тут же сомкнулись, непослушные руки опустили на место подол, а ещё не до конца соображающие и сильно покрасневшие от слёз и тревоги глаза уставились на Шэна. Они оказались голубыми. С этими глазами её лицо чуть преобразилось. А слегка приоткрытый рот делал свою владелицу на первый взгляд туповатой. Она замерла. Руки держит на сером подоле, что сейчас опущен до земли. Она смотрит на Шэна так беспомощно и жалко, что ему вдруг становится необъяснимо тошно. Взгляд девушки метнулся в сторону, на фигуру мужчины, и на тёмную лужу, растёкшуюся у его ног. Она всхлипнула, вновь уставилась на Шэна, и паника в её глазах смешалась с непониманием. Так ему показалось. Хотя в действительности она просто вылупила на него здоровенные голубые зенки и сидит теперь молча на куче сена, ждёт чего-то.
«Эх… и зачем я влез во всё это?»
Шэн сидит на корточках перед ней, и щёки его заливаются румянцем, а штаны на паху напряжённо торчат непонятным бугорком. Должно быть перед девушкой он имел вид весьма похабный и неуклюжий, раз она все же раскрыла рот пошире и произнесла:
— Аа-а…господин, а что… а я… а он того? Умер?
Шэн вновь взглянул на мужика, глаза которого остекленели и немигающее смотрели в потолок.
— Ну на живого он не тянет. — Шэн улыбнулся девушке, каплю силы тратя на печать Личины, и улыбка его выглядела теперь весьма очаровательно, доброжелательной такой, с милыми ямочками.
Кажется, его улыбка девушку чуть успокоила, раз она перестала трястись.
— Как тебя зовут? — личины не хватило на долго, потому улыбка спала, и он смотрел на неё теперь очень скучающе и лениво.
— Августа… а вы… вы спасли меня, господин? — вопрос прозвучал на конце так, словно она спрашивала:
«А не трахнули ли вы меня господин, после того как прикончили другого насильника?»
Шэн интонацию уловил хорошо и почему-то отвёл взгляд в сторону, уставился на сучковатые доски амбара. И голос его прозвучал уже без ленцы и куда мене уверенно:
— Ну да… спас… я подлечил тебя немного, А-августа… — ох, как дрожал его голос… и кадык на шее почему-то дёргался. Он сам не понимал своей реакции, а сладковатый непонятный запах дурманил его нос и разум. И у него вдруг возникло сильное желание избавиться от этой девки как можно скорее.
— Давайте я провожу вас до дома, а то мало ли… да и родня ваша, наверное, волнуется.
Он посмотрел ей в глаза, переборов непонятно откуда взявшееся смущение. Она же просто кивнула и протянула ему руку. Он встал, поднял её со стога сена. И они вместе обошли скукожившегося на полу мужика и вышли во двор, где было заметно прохладнее, и Шэн, одетый в одну лишь рубаху, что изрядно намокла со спины, пока он лечил Августу, передёрнулся. Августа тоже дрожала, но кажется не только от холода. Шэн зачем-то смотрел ей в глаза, пока они шли, оборачивался и смотрел. И она выглядела испуганной, однако руки его не отпускала, и вскоре шла впереди, потому что Шэн не знал дороги.
— Эй, Шэн, а со мной красавицей поделишься? — перед ними появился Грегори. Самый общительный наёмник в лагере, с клинком на поясе, в многоячеистой кольчуге с короткими рукавами. Он стоял перед ними широко расставив ноги и руки уткнув за пояс с оружием. Его светлая рожа во всю ухмылялась.
— А ты парень хорош! Каждый наёмник в лагере стремится с девочкой поразвлечься и уговаривает местных чуть ли не коленях, кидая под ноги простушек золотые монеты… а ты погляди, что у тебя творится! Девушка сама тебя тащит уединиться! У вас, милая, ворот у платья порвался… кх-м-кхм… грудечка видна.
Августа и без того остановившаяся как вкопанная, залилась такого цвета румянца, что на ней теперь аки на печке можно картошку запекать. Она отпустила руку Шэна, и попыталась прикрыть грудь. К остановившейся троице подошли ещё пару наёмников, и толкая друг друга локтями едва сдерживали хохот.
Шэн зевнул. Протяжно так. Наваждение, что навела на него Августа куда-то исчезло. И его зевок кажется разочаровал Грегори, он покачал головой. Локоны цвета ржи вторили движениям хозяина. Грегори открыл рот, хотел что-то добавить, но Шэн схватил Августу за локоть и двинулся прочь, попутно боднув Грегори плечом и на ушко выдав коротко:
— Отвали.
Мужики вокруг загоготали, засвистели им в след. И прозвучал в удаляющиеся спины, притворно обиженный голос Грегори:
— Совсем оборзела молодёжь, со старшими товарищами не делится!
— Нам не туда… — очнулась Августа от похабного инцидента, и вновь взяв одной рукой Шэна за ладонь, а другою прикрывая разорванный ворот платья, повела его по неказистым улочкам деревеньки.