Я пошла на крайние меры, у меня просто не было выхода... я поменяла ее баночки с притираниями, кои она в огромном количестве расставила на полочке в ванной, спихнув оттуда мой шампунь для блеска шерстки и щетку-пуховку. Такого я не могла простить, это же равносильно тому, что меня вычеркнули из жизни. Теперь на голове у Инги вместо шампуня зеленела маска из зеленых водорослей от целлюлита, вместо медовой маски для лица – крем-депилятор (а маски она мазала щедро, затрагивая и брови, и часть волос по линии лба), на ногах последний заменило средство для роста волос 'три в одном' – длина, густота и здоровье, а роскошное тело сплошь покрывала ментоловая пена для бритья, позаимствованная у Кости. Это она до молочка, замененного на машинное масло, не дошла – вот будет потеха, когда она ожоги от пены будет им замазывать!
Я настолько погрузилась в мечтания, что не заметила, как эта бестия подошла и одним резким движением подцепила меня за шкирку, приподымая над полом на уровень глаз. Я шипела и извивалась, стараясь побольнее задеть Ингу когтем или вцепиться в узкую бледную ладонь клыками, но женщина держала меня на вытянутой руке. Я взглянула ей в лицо... настолько дикой физиономии я в жизни не видала! Да у нее глаза горели похлеще прожекторов! Жуть. И сами глаза – темные, почти черные, с расширенными, подрагивающими зрачками. Истинно, ведьма – более цензурного эпитета и придумать нельзя.
А она тащила меня – визжащую и истошно орущую – в ванную. Не слушая возгласов Кости, пытавшегося всеми своими малыми силами переубедить Ингу и не применять ко мне силовых методов воспитания, она, неприятно усмехнувшись, макнула мной в благоухающую чайными розами ванну, с головой погрузив под воду. Через секунду одумалась, вытащила, и я, мокрая и опозоренная, скользя когтями по борту ванны, побежала прочь, молниеносно преодолевая препятствия, на которые прежде и не отважилась бы. Протиснувшись между рук мага, который пытался меня подхватить и прижать к груди, отогревая и защищая, юркнула в спальню и, забившись в низкое кресло, принялась вылизывать мокрую шерсть. Эх, пропади все пропадом – сегодня же линяю из этого дома, такого издевательства над собой я не потерплю.
Я давно заметила, что Инга относится ко мне несколько... предвзято. А когда Костя начал настойчиво ухаживать за ней, прилагая все свои скудные познания в прикладной магии – то стул телекинезом отодвинет, то букет алых роз материализует, то свечи в воздухе для романтики подвесит – до меня дошло, что моя соперница не чужда колдовского мира и, в отличие от моего хозяина, прекрасно осведомлена о моей сущности. Отказаться от личного мага было трудно... очень трудно... но теми темпами, что росла между нами неприязнь, все шло к летальному исходу. И я не была уверена, что выстою против поднаторенной в чародействе дамочки, у которой в этом деле не столько нелюбовь к двуипостасным, сколько личные мотивы – может, великие матримониальные планы, может, просто собственнический инстинкт.
Не выдержала, спрыгнула с уютного кресла и стала нервозно прохаживаться по комнате. Запоминая. И прощаясь. Навострила уши, прислушиваясь к возне в коридоре – Инга собралась домой, прихватив с собой и Костю. Щелкнул замок, скрипнула дверь... Я не нашла в себе сил выйти и проводить. Понимала, что не выдержу еще раз посмотреть на него, поймать чарующий взгляд теплых серых глаз, очутиться на его руках, ощутить тяжелую ладонь на своем затылке, млеть от привычной ласки... когда эта заживо сжигает в кипящей ярости своего бездушия. И что он в ней нашел? Лицо и фигуру? Даже слепому ясно, что любовью (даже привязанностью) тут и не пахнет. Просто физиология? Не верю!