Я не считала бестелесных, но, прежде чем лопнул последний из вызванных, я успела иссушить почти весь свой резерв, даже у ребят пришлось занять, чтобы не рухнуть перед домом недоперекинувшимся комком шерсти. Мы устало переводили дух, морально и физически готовясь к броску на третий этаж, в квартиру, облюбованную ведьмой, но та нас опередила – сотканная будто из тумана фигурка уплотнилась прямо перед усевшимся на корточки Владом, а поставить перед каждым щит у меня просто не хватило сил. Я даже закричать не успела – только охнула от ужаса, когда его тело, окончательно принявшее человеческий облик, медленно завалилось на спину. Ритка, противясь уставу, кинулась на ведьму, но уж тут я среагировать успела – закрутила соколицу и отбросила подальше, чтоб не мешалась. Я хотела выступить с этой ведьмой один на один, у нас с ней были старые счеты, поэтому ребята были лишними в этом деле, и я, не стесняясь, отгородилась непроницаемой стеной.
Ведьма ухмыльнулась. Тонкие, изящные черты, которыми она прежде увлекала своих жертв, потекли с некогда прекрасного лица, обнажая истинную сущность. Что ж, метаморфы никогда не блистали красотой, серая внешность для них даже подспорье – никто и никогда не запомнит столь невыразительное лицо. Женщина (хотя теперь она больше всего напоминала андрогинна – истинный метаморф на то и истинный, чтобы мог стать совершенно любым человеком) ощерила короткие клыки, шипя сквозь зубы ругательства. Я расслышала только «драная кошка» и «хвост отдавить», но, думаю, запас ругательств у данной леди был куда более обширен.
В руках – тонких, узловатых – сверкнула плеть и рубанула воздух в том месте, где секунду назад стояла я. Я долго могла бегать от ее ударов, боясь выступить лицом к лицу. Точнее говоря, я долго бегала от нее – своей мучительницы, страшась принять проблемы всерьез и заняться их разрешением. Теперь поздно, но я решилась. Решилась принять бой. И в нем не будет проигравших и побежденных. Я – уже проиграла. Она – уже победила. Я – бросив того, кого любила. Она – заставив меня отрешиться от любви. И мы обе не печалимся и не радуемся от свершенного. Наверное, это и есть женская солидарность – в принятии своей судьбы.
Я встала прямо перед ней, открыто глядя в ненавистное лицо, на котором еще остались черты той, разлучницы:
– Прощай, Инга, – прошептала я, концентрируя на кончиках пальцев разрушительную энергию. Ледяные, обжигающие холодом лучи сорвались с моей ладони, скрестились в полете с выброшенной вперед плетью, перерубив хлыст пополам, и друг за другом вонзились в податливо раскрытую грудь. Тихий запоздалый вскрик...
Силы убрать стену нашлись у меня только через несколько минут. Ребята с охами и ахами подняли меня из лужи чужой крови, смешавшейся с моей собственной – последний удар Инги успел задеть меня по предплечью, выдрав клочок кожи, и теперь по пальцам стекала вниз густая, багряная кровь, капая на землю. Потянули за собой в здание, побоявшись в таком состоянии проводить через субреальность. А по путаным объяснениям Риты оказалось, что мы временно заблокированы – скрещение противоборствующих стихий породило аномалию, зависшую аккурат над выходом. Я могла лишь скупо улыбаться – оглушенная, уставшая, я могла помышлять лишь об отдыхе, но никак не о продолжении операции и освобождении заложника. Тем более, раз за разом вспоминая торжествующее лицо ведьмы, мне не верилось, что пленник до сих пор жив. С таким живым щитом она бы вряд ли вышла бороться с нами в одиночку.
Васька упорно вел нас все выше, пока не добрался до двери чердака. Как-то особенно неприятно хмыкнул, втянул напоследок воздух, и, трансформировавшись едва ли наполовину, с явным удовольствием на усатой морде выломал хиленькую дверь. Щепки полетели на нас, но пара новых царапин мало могла повлиять на мое настроение – почему-то ничуть не победоносное.
Василий захватил с собой Олега и они вдвоем забрались в узкий лаз. Сердце в груди гулко билось, пока я, замерев в ожидании, прислушивалась к скрипу настила над нами. Ритка держала меня за плечи, так что от нее не скрылось, как сильно я дрожала. Плюнув на ребят, застрявших на чердаке, она повела меня в квартиру, небрежным пинком ноги открыв дверь. Усадила меня у порога, а сама поспешила на кухню, надеясь отпоить меня водой. Я на месте не усидела и аккуратненько, держась за стеночку, засеменила в комнату, где виднелся угол дивана. Я присела на краешек, обвела взглядом скудный интерьер... груда тряпья у батареи заставила меня подняться, через силу преодолевать разделяющее две противоположные стены расстояние. Я не знаю, как смогла удержаться на ногах. Наверное, меня в падении подхватила Ритка или парни вернулись с чердака. Потому что перед собой я увидела нечто, а к горлу подкатила тошнота – кучей тряпья оказался человек. Изможденный, невозможно худой и бледный до синевы. Черные волосы, которые и раньше были достаточно длинными, за два месяца отрасли по плечи и теперь свалялись в единый колтун, который было бы проще отрезать, чем расчесать. В лице ни кровинки, а худая грудь редко и слабо вздымалась.