— Слава магам дороги!
Мои щеки становились все горячее и горячее. Я выпрямилась в седле, подражая Гарольду. Навернулись слезы — то ли от ветра, то ли оттого, что я понимала: это последние минуты моего триумфа. Больше никто никогда не назовет меня магом дороги и не бросит букет под копыта моей лошади…
Вслед за Гарольдом я выехала на площадь. Здесь уже выстроились караваном лошади и повозки, кареты и всадники: это и было странствующее Королевство, и оно показалось мне неожиданно маленьким.
Серый конь — вот умница! — безо всякого моего участия встал на положенное место, рядом с лошадью Гарольда. За нашими спинами стражники покрикивали на толпу, которая хотела все видеть и потому напирала и напирала.
— Гарольд… Гарольд…
Молчание.
— Скажите, мастер…
— Чего тебе?
— Что сейчас будет?
— Выйдет мэр. Скажет пару слов. Потом Оберон… его величество отдаст ему символические ключи от города. Протрубит труба… Кстати, ты не передумала?
Я промолчала.
Толпа заволновалась сильнее.
— Мэр!
— Где?
— Там! Смотрите!
— Слава господину мэру! Слава Королевству!
Из седла мне было все отлично видно: на укрытое ковром возвышение поднялся толстенький человек, эдакая бочка на ножках. Он был разодет в парчу и бархат, но шляпу держал в руках. Ветер тормошил редкие вьющиеся волосы вокруг розовой от волнения лысины.
И почти сразу толпа отпрянула от кордона сомкнутых копий. Я сама подскочила в седле.
Оберон взялся будто бы ниоткуда. Он возвышался надо всеми — над пешими, и над всадниками, и над мэром, взобравшимся на помост. Под королем был белый конь с очень длинной и гибкой шеей. Я присмотрелась и обмерла: морда королевского коня была похожа скорее на морду крокодила, зубы торчали вверх и вниз. Шелковая белая грива то открывала, то снова закрывала от меня это зубастое рыло…
И все равно этот крокодилоконь был красивый в каждом своем движении. Казалось, он парит над землей. А может, так оно и было?
Король сидел в седле, чуть отведя руку с большой белой палкой, на конце которой мерцал красно-зеленый шар. Наверное, это был волшебный посох. Я хотела спросить Гарольда, но тут горожане опомнились и завопили так, что даже коняга подо мной, уж на что спокойный, вздрогнул.
— Обер-рон!
— Слава королю!
— Слава!
В этом реве и гвалте потонули слова мэра — тот обращался к Оберону и кланялся, приложив руку к сердцу. А король сидел в седле и смотрел на него так же спокойно и внимательно, как смотрел еще недавно на меня…
Я покосилась на Гарольда. Он не сводил с Оберона глаз и был непривычно бледный, даже веснушки пропали. Я подумала: а ведь для Гарольда все это, как и для меня, в первый раз. В первый раз на его памяти Королевство бросает насиженное место и уходит в никуда, и неизвестно, что там, впереди, ждет.
Интересно, он взял с собой старую куртку, как велела ему мать?
Пока я об этом раздумывала, мэр закончил свою речь. Оберон коротко кивнул ему и обвел площадь глазами. И сказал одно слово — будто бы негромко, но голос его перекрыл гул толпы:
— Прощайте.
И протянул мэру большой ключ, вроде как из спектакля про Буратино. Люди вокруг заревели, завопили, в воздух полетели шапки, шляпы, свернутые платки…
А меня будто булавкой кольнули: значит, сейчас уже протрубит труба? И у меня не будет пути к отступлению?!
Я повернула голову. Гарольд смотрел прямо на меня:
— Ну что? Твой последний шанс вернуться. Давай.
Он изо всех сил старался говорить равнодушно, но на последнем слове голос его выдал. Мой учитель очень хотел, чтобы я ушла восвояси и унесла с собой его хлопоты.
Оберон на своем крокодилоконе медленно ехал вдоль каравана — от хвоста, где стояли хозяйственные повозки, к голове, где было его место. Иногда останавливался и перекидывался с кем-то парой слов.
Вот он все ближе к нам… все ближе… И времени на решение у меня все меньше… меньше…
Его конь был совсем близко, когда я увидела, что к бокам чудовища (и к коленям Оберона) прижаты перепончатые крылья, а из ноздрей немножко вылетает дым.
— Привет, Лена.
Я выпрямила спину, как могла.
— Добрый день, ваше величество, — и попыталась улыбнуться.
Оберон был серьезен:
— Ну что же, решай. Ты идешь с нами — или возвращаешься к себе?
— А вы знаете, у меня ничего же не получается…
(Что я делаю? Вся площадь на нас смотрит, каждая секунда на счету, сейчас протрубит труба…)
— Разве я нужна вам, ваше величество? Я маленькая…
Гарольд засопел, еле слышно постанывая.
— Конечно, ты нужна нам. — Оберон и бровью не повел. — Итак?