Сам компьютер счел повреждения некритическими. СКК АРК 247 продолжала работать.
Флейм тоже не смогла оценить истинные масштабы повреждений. Она наблюдала за компьютером, но ничего серьезного не замечала. Казалось, машина стала глупее, но она никогда и не блистала умом, поэтому на это не стоило обращать внимания.
Конечно, Флейм не могла судить об исправности компьютера, поскольку не была специалистом. Две из ее функциональных персоналий, вероятно, разобрались бы в этом, но Флейм не собиралась идти даже на временное самоубийство, давая им волю. Она не верила, что, освободившись однажды, персоналии примут ее контроль над ними как должное. Личности-функции были чужды ей, а значит, враждебны. Ей придется самой вникать в компьютерные неполадки, не прибегая к тому, чем Командование набило ее мозг.
Флейм предприняла также меры предосторожности на случай, если повреждения окажутся серьезными. Определив местонахождение последнего электронного термита, она не стала его уничтожать, а поместила в специальный контейнер. Когда все было кончено и вместо городов на планете остались зияющие воронки, а все пространство заполнили радиоактивные облака – предвестники ядерной зимы, она направила корабль в открытый космос, а сама занялась изучением термита.
Устройство оказалось простым – ведь в конце концов его породила обыкновенная ракета. Даже Флейм, с ее более чем скудными познаниями в технике, быстро удалось блокировать источник энергии и перерезать основной провод.
Таким образом термит был обезврежен. Потом, она вставила дополнительный таймер в энергетическую линию – так, что при совпадении стрелки с отметкой «ноль» схема восстанавливалась и термит оживал.
Компьютер наблюдал за всем этим без комментариев, удовлетворившись объяснением Флейм, что она изучает вражескую технологию. И лишь когда она запустила термит в память компьютера и закодировала крышку таким образом, что та открывалась только от прикосновения ее пальцев, а не по команде компьютера или служебных роботов, компьютер запротестовал.
Но было уже поздно.
– Это всего лишь предосторожность, – успокаивала его Флейм. – Возможно, ты поврежден серьезнее, чем нам кажется. Я просто буду постоянно перезапускать таймер, и все будет в порядке. Он дойдет до нуля только в случае моей смерти, а я умирать не собираюсь, если только ты подведешь.
Так что, в случае моей гибели, ты не достанешься врагу.
Компьютер возражал, но поделать ничего не мог. Служебные роботы не могли проникнуть сквозь закодированную крышку. Термит оставался внутри, и Флейм, как и обещала, время от времени ставила таймер на максимум – 99 часов 59 минут 59 секунд.
Теперь – чего, собственно, и добивалась Флейм – их шансы сравнялись.
Компьютер всегда мог ее убить термитным зарядом, вмонтированным в основание черепа. Однако и она могла покончить с компьютером, ничего особого при этом не предпринимая. Если она умрет, компьютер и корабль последуют за ней. Это казалось ей только справедливым.
Пусть Слант и заполучил как-то свой освобождающий код, но при этом он лишился корабля и всех связанных с этим привилегий и удобств. Он остался жив, но утратил сверхчеловеческие возможности. Такая сделка не для нее. Ей не нравится проигрывать. Ей больше по душе ее собственное маленькое изобретение.
Время от времени компьютер жаловался, что термит создает помехи в программе. Но Флейм и не подумала беспокоиться из-за этого.
Компьютер всегда глупел, стоило ей попытаться что-то предпринять. Как он может спорить, если полностью у нее в руках? Иногда она напоминала ему о термите, но, похоже, это не производило должного впечатления.
– Подтверждение, – отвечал он, как обычно.
Флейм вздохнула. Едва ли такое поведение компьютера предвещает что-то хорошее. Однако Флейм не созрела еще для окончательного решения. Ведь, уничтожив компьютер, она погибнет, а умирать ей не время. По крайней мере сейчас, когда еще так много нужно сделать. В свое время ее четко сориентировали против самоубийства, и это внушенное под гипнозом чувство сидело в ней крепко.
– Ты веришь тому, что рассказывал Слант? – спросила она. – Мне кажется, он должен был помочь нам, а не пороть чепуху о мирных аборигенах.
Внезапно Флейм почувствовала новый приступ злости и боли при мысли о его предательстве. Когда она впервые услышала сигнал бедствия, она была уверена, что Слант давно погиб, и решила взяться за дело от скуки. Тем не менее в глубине ее души жила надежда, что ей удастся найти коллегу, друга по несчастью. Когда выяснилось, что Слант жив, надежда вспыхнула с новой силой.