— Герцог обещал, что наказания не будет. Правду о вашем исчезновении удалось скрыть, ничья репутация не пострадает.
— Смотри на меня! Отвечай, когда с тобой разговаривают! — не выдержал мальчишка. Я снова не обратил внимания, и тогда он, белый от злости, унижения и страха потерять возлюбленную, отвесил мне пощечину.
Мне. Пощечину.
Да еще в присутствии красивой женщины.
— Зря ты это сделал, — очень ровным от ярости голосом сообщил я, опуская ладонь на; клинок. — За такое в моей семье убивают.
Раз — и мальчишка, вскрикнув, уронил покрытое изморозью оружие себе под ноги. Два — я вскочил, каблук мимоходом опустился на лезвие, шпага сломалась с легким хрустом, как сухая ветка. Три — рука вцепилась ему в горло, чуть пониже челюсти. Я был так зол, что сумел оторвать наглеца от земли, почти не прибегая к магии.
— Извиняйся, — потребовал я, глядя ему в глаза. — Или умрешь.
Юнец не был трусом. Несколько секунд он дергался, безуспешно пытаясь разжать мою хватку. Девица завопила возмущенное «Лоренцо!» и повисла на руке. Я раздраженно оттолкнул ее и опустил мальчишку на землю, одновременно посылая короткий морозный импульс сквозь пальцы. Больно и прекрасно остужает горячие головы. Пусть любитель бить пленных подумает о своем поведении, а потом продолжим воспитательную беседу.
Я не собирался его убивать. Только унизить, отплатив за оскорбление. Но все пошло не так.
Он рухнул на землю, разевая рот, словно выброшенная на берег рыба. Скрюченные пальцы вцепились в камзол с левой стороны груди. Вторая рука бестолково скребла землю.
Врожденный порок сердца или иная похожая болезнь. Проклятье, мальчишкам с хлипким здоровьем надо сидеть дома, а не задирать проезжих магов! Юнец хрипло выдохнул, дернулся и замер. Я упал на колени рядом, изо всех сил вцепился в его тонкие запястья. Тело выгнулось дугой, когда из моих рук, пытаясь снова запустить остановившееся сердце, хлестнул поток силы. Бесполезно. Магия жизни — не мой удел.
Безжизненные глаза смотрели в небесную синь над Вилессами.
Я выругался. Черноусого идиота было жалко. И я так и не успел добиться от него извинений.
— Лоренцо! — крик девицы отвлек от созерцания трупа.
— Я же предупреждал. Есть вещи, которые нельзя оставлять безнаказанными, — сообщил я с досадой.
Она бросилась молча, даже не подумав прихватить дагу, что валялась рядом. Мелькнули безумные серые глаза, скрюченные пальцы. Рывок был столь силен и внезапен, что я не устоял, и мы покатились по траве.
Франческа извивалась и шипела, как бешеная кошка. С немалым трудом я сумел все же оторвать ее левую руку от горла. Правой она расцарапала мне щеку. Целилась в глаз, но не попала.
— Ты, ты! — наконец прорвало ее. — Лоренцо! Убью!
— Не надо убивать Лоренцо, я это уже сделал.
Она зарычала и снова попыталась выцарапать мне глаза, но я, наконец, сумел навалиться на нее и перехватить запястья. Полный лютой ненависти взгляд подсказал лучше всяких слов — оправдываться бесполезно.
Да я и не собирался.
— Честное слово, милая, ты же видела. Надо было просить прощения, пока я был добрый.
Она взвыла, выгнулась подо мной, словно одержимая, из которой изгоняют бесов, и вдруг разразилась бурными рыданиями.
Когда женщины плачут, они отдаются этому занятию всем существом, а значит, можно расслабиться. До следующего приступа ярости.
Я отпустил ее и встал. На душе было паскудно. Да, в нашей семье не принято спускать оскорбления от людишек, по меркам любого из Стражей смуглый обладатель усиков вполне заслужил такой конец своей бесславной жизни. Но осадок все равно был и довольно гадкий. Если уж я убиваю, предпочитаю делать это осознанно.
К тому же возникла еще одна проблема. Девица осталась без спутника и защитника. Без денег и связей. Сбежавшая от отца, наверняка опозоренная. Участь, ждавшая ее, была незавидна — содержанка в лучшем случае. А скорее, шлюха.
И что теперь с ней делать? Начиная игру, я рассчитывал на веселое приключение, не более.
Нет, конечно, это все были ее проблемы, не мои. Но при взгляде на рыдающую Франческу мне стало жалко девушку. В некотором роде, я ощутил себя ответственным за ее судьбу.
По мере того, как рыдания утихали, в ее глазах снова разгорался полный неукротимой ярости огонь. Я не стал дожидаться, пока девушку прорвет повторно. Пусть выплеснет все сразу
— Ну, не плачь, — от примирительного хлопка по плечу сеньорита вздрогнула. — Кто станет плакать о парне с такими дурацкими усами?
Этого хватило, чтобы вызвать еще один приступ ярости, более короткий и снова закончившийся слезами.
Пока девица рыдала, я напоил коня. У поворота к озеру увидел еще одну лошадь — судя по всему, принадлежавшую покойнику. Сначала она диковато косилась и всхрапывала, но стоило достать из сумки яблоко, как лед недоверия был сломлен.
С лошадьми в поводу я вернулся к Франческе. Она закончила рыдать и теперь просто сидела над трупом — бледная и опустошенная.
Наверное, в ее глазах произошедшее выглядело, как циничное, хладнокровное убийство. Что же, если оставить в стороне всякие сопли о «я не хотел», именно таковым оно и было.
— Итак, сеньорита, — намеренно бодро объявил я. — Остается один немаловажный вопрос. Что мне с вами делать?
— А? — глаза пустые, на щеках засохшие дорожки от слез. — Разве ты не должен доставить меня к отцу?
— Неа. Я солгал.
Третий приступ ярости совсем исчерпал ее силы.
— Сеньорита, — я ухватил ее за подбородок и заставил взглянуть в глаза. — Вы не ответили в прошлый раз. Что мы с вами все‑таки будем делать?
— Делай что хочешь. Мне все равно.
— Ну что же. Тогда прошу в седло. Вас подсадить?
В этот раз Франческа подчинилась без звука.
— Куда мы едем? — спросила она через полчаса бодрой трусцы.
Предчувствуя поток обвинений, я вздохнул. При других обстоятельствах путешествие в обществе красивой знатной женщины могло стать по — настоящему приятным.
— До заката еще почти два часа. Успеем добраться до таверны. Люблю ночевать в комфорте. К тому же, по вине твоего мертвого дружка, я так и не успел искупаться.
— А потом? Куда ты меня везешь?
— В Кастелло ди Нава, милая.
Ее плечи поникли:
— Ты же сказал, что соврал насчет отца.
— А я и соврал. Однако оставлять тебя одну на дороге как‑то нехорошо. Всякое может случиться. Со слов твоего любовника…
— Он был моим мужем! — перебила меня Франческа.
— О, даже так? Ну, тогда я оказал тебе большую услугу. Не надо благодарить. Нет, нет, убивать меня тоже не надо. Мы это уже пробовали, и получилось как‑то не очень. Тссс, Франческа, дорогая, не нервируй лошадь, еще немного и она понесет. Если ты при этом упадешь и сломаешь шею, это будет не моя проблема. Итак, со слов твоего, хммм… мужа, получалось, что ты дочка ни много ни мало, целого герцога. Я рискнул предположить, что вы только — только сбежали из‑под родительского крылышка, а ближайшее владение принадлежит герцогу Рино.
— Ненавижу тебя! — прошептала она и пришпорила коня.
К вечеру она уже совершенно пришла в себя и весь ужин, не притрагиваясь к пище, сверлила меня злым взглядом. Это раздражало. А пуще того раздражало чувство вины из‑за нелепой смерти этого мальчишки — ее мужа, пусть я бы скорее еще раз убил парня, чем признался в этом.
И отдельно раздражала грязь в трактире. Где были мои глаза, когда я решил свернуть именно сюда?
Когда в углу, попискивая, прошмыгнула крыса, я резко отодвинул тарелку:
— Что вы на меня так смотрите, сеньора? Пытаетесь применить магию, чтобы я рассыпался прахом?
— Я твоя пленница?
— Пленница? Нет, конечно, — это предположение показалось даже оскорбительным. — Что за причудливые фантазии? Разве я тебя связал или набросил на голову мешок? Разве мы не сидим в людном трактире?
— Тогда зачем ты взял меня с собой?
— Просто решил помочь. Путешествовать в одиночку для женщины небезопасно. Но если хочешь избавиться от моего общества, достаточно просто намекнуть. Не имею привычки навязывать благодеяния. Будь осторожна, разеннские дороги, тем более на границе меж герцогствами, небезопасны, — я поднялся.