Пожалуй, мне жизнелюбие разеннцев по душе. Эти люди умеют радоваться. В наглухо застегнутом на все крючки Прайдене такого не встретишь.
Раккольто — праздник народный. С утра улицы Ува Виоло заполонили люди в праздничных одеждах и масках. На центральной площади гарцевала кавалерия, под пение скрипок и флейт проезжали платформы, убранные цветами. Кувыркались паяцы, выступали уличные комедианты с размалеванными лицами, и рекой лилось вино. Над всей долиной стоял хмельной, немного безумный дух, словно Бахус и впрямь существует и сегодня спустился с гор, чтобы плясать в толпе ряженых.
Я брезгую пьяной гульбой, поэтому сперва собирался остаться в замке. Перевод был практически окончен, оставалось прояснить некоторые мелкие детали, а присутствие прелестной Франчески вечно отвлекало меня от работы. Однако, увидев с какими горящими глазами она обсуждает маскарад, в очередной раз пожертвовал делами обыденными ради дел сердечных.
Как выяснилось, плутовка вовсе не собиралась весь праздник сидеть в кресле, на помосте для благородных дам. Сеньора Скварчалупи гневно пожаловалась мне, что стоило ей отвернуться, как сеньориты и след простыл — ищи ее теперь в толпе.
Восхитившись бесшабашностью малышки Франчески, я переборол отвращение к простолюдинам и направился на поиски. Вопреки ожиданиям, толпа была не так груба и пьяна, как я опасался. Дружелюбие горожан хлестало через край, пусть костюм и выдавал во мне знатного человека, маска словно стирала сословные различия. Пару раз мне предложили выпить вина, чуть позже хорошенькая смуглянка с волосами, свитыми в мелкие кудряшки, потянула за руку в общий круг, танцевать.
Я нашел пропажу на малой площади. Узнал почти сразу, несмотря на пестрое платье Коломбины и изящную полумаску. Писаки в своих комедиях обожают маскарады и всяческие неразберихи, сопутствующие им, но я совсем не понимаю, как можно не узнать хорошо знакомого человека. Волосы, походка, жесты, голос — всего этого достаточно, чтобы не ошибиться.
Она следила горящими глазами за танцующей парой. Два флейтиста, лютнист и барабанщик задавали незатейливую мелодию, а на расчищенном пятачке двигались — мужчина и женщина. Они обходили друг друга посолонь, не соприкасаясь даже одеждой, и, казалось, между ними натянулась тонкая, гудящая струна. Затем партнер подхватил девушку и закружил. Отпустил, чтобы снова целомудренно обойти вокруг нее. И снова опасная близость, едва ли дозволенная правилами приличия…
Решение пришло мгновенно. Я подошел к Франческе, поклонился и подал руку.
— Сеньорита? Окажите мне честь.
— Нет, я не могу, — даже под маской было видно, как она вспыхнула.
Прошептав “Не глупите, вы же этого хотите!”, я швырнул музыкантам монету и потянул девушку в круг.
Начальные па я подсмотрел, наблюдая за парочкой. Они были несложными, как в любом простонародном танце. Мы сошлись, я подхватил Франческу, поднял:
— Должен сознаться — совершенно не знаю движений. Так что подсказывайте мне, если не хотите опозориться, Коломбина.
— Вы все делаете правильно, — прыснула она. — Теперь поставьте меня.
Мы прошли еще круг, глядя друг другу в глаза. Я гадал, узнала ли она меня под маской.
Снова захватывающая близость кратких объятиях на глазах у толпы.
— Волнующий танец, не находите?
— Вольта. Он называется вольта. Как получилось, что вы не слышали о нем?
— Последние годы я пренебрегал светскими развлечениями. Жил почти отшельником. Кстати, если в следующий раз вы положите мне руки на плечи, будет удобнее.
— Ох, хорошо.
Еще круг.
— Ваши несносные манеры ужасно напоминают одного моего знакомого.
Я подавил улыбку. Все-таки узнала.
— Ваше умение говорить дерзости мне тоже кое-кого напоминает. Одну дурно воспитанную особу.
— Дурно воспитанную?! — она попробовала высвободиться, в притворном возмущении, но я не дал. — Я хочу вас стукнуть!
— Да-да! Она тоже чуть что — лезет драться. Девица ужасного воспитания.
— Вы несносны!
— Вы уже говорили это.
— Отпустите меня, это становится неприличным!
— Хорошо.
Так мы весь танец обменивались милыми колкостями. Вино, а может праздничный флер вытащили на поверхность настоящую Франческу. Я любовался тем, как она танцует, смеется и флиртует. Казалось, вместо едва тлеющей лучины внутри девушки вспыхнул факел, и его свет наполнял сейчас ее лицо ясным, живым огнем.