— Не мог, — Джанис становится неожиданно серьезным. — Чудо, что хоть так получилось. Ты не знаешь, но достаточно часа с бронзовой Варой, чтобы человек превратился в растение. Думаю, дело в ошейнике — тот тебя держал.
От его слов мороз дерет по коже, но я не показываю виду.
— Может мне еще «спасибо» сказать?
— Не помешало бы.
Я давлю мимолетную мысль, что Джанис прав и у каждой медали больше, чем одна сторона. И снова разжигаю в себе обиду. Элвин мог бы хотя бы извиниться, если так необходимо было меня бить. Извиниться и все объяснить. А не издеваться.
— Ни за что!
Я не буду благодарна своему тюремщику за то, что он ударил меня только три раза, а не тридцать. Я буду ненавидеть его за эти три раза.
Иначе — нельзя. Иначе слишком легко признать, что он имел право меня бить. И вправе сделать это снова. И снова. Что был вправе забрать меня из дома. Распоряжаться моей жизнью. Отдавать приказы…
Отец годами пытался воспитать во мне покорность. Чем бы я стала, не будь со мной моего молчаливого, упрямого бунта?
Подчиниться насилию… утратить себя…
Никогда!
— Я не согласна быть жертвой!
— Но ты делаешь все, чтобы ею стать. Как будто специально нарываешься. Я поражен — так испортить отношения. Зачем?
— Пусть не думает, что я покорилась и согласна быть вещью!
Джанис откидывается в кресле и заразительно хохочет.
— Что? — сердито спрашиваю я.
— Прости, — говорит он, утирая слезы. — Просто этот максимализм… «Все будет по-моему, или никак». Ужасно похоже на Элвина.
— Я не буду делать вид, что все в порядке!
— Тебе важно добиться желаемого? Или доказать, что мой брат — мерзавец?
— А это не одно и то же? — глупо спрашиваю я.
Он опять смеется.
Элвин
Никто не остановил и не окликнул меня, когда я пересекал дортуар и шел по коридору.
Каменная гаргулья сидела на том же месте. Я чуть помедлил и все же сунул руку ей в пасть.
Сыграем в доверие. Ставлю на то, что Исе живой я — нужнее и интереснее, чем мертвый.
И что Мастер Бринн знала, что делает.
— Зеркало — опасная игрушка, Элвин.
Я взял из хрустальной вазочки красную, пахнущую летним лесом ягоду, чтобы поднести к ее губам.
— Откуда в Дал Риаде зимой клубника?
— Ты слышал, что я сказала?
— Слышал. Обожаю опасные игрушки. Открой рот.
Фэйри бросила притворно-смиренный взгляд сквозь ресницы и подчинилась. Я вложил ягоду, испачкав ей соком губы. Она облизнулась и подалась вперед, вылизывая кончики моих пальцев острым, розовым язычком.
— Ты понимаешь, чем рискуешь? — сталь в голосе не вязалась ни с позой — на коленях у моего кресла — ни с полным отсутствием одежды. Нельзя же считать за одежду шелковое полотно волос, пусть даже оно плащом укрывало тело фэйри от нескромных взглядов.
— Вполне, — ответил я, очерчивая второй ягодой контур ее губ прежде, чем втолкнуть в полураскрытый рот.
Следующую ягоду я съел сам. Душистая сладость с легкой кислинкой.
— Зачем тебе это?
— Хочу попробовать. Интересно.
Я скормил ей еще одну ягоду. Потом протолкнул палец глубже меж влажных губ. Испытанное средство заткнуть ее.
И такое возбуждающее.
Иса охватила палец сомкнутыми губами, принялась посасывать, лаская языком — недвусмысленный намек на возможное продолжение.
Как она умудряется оставаться такой высокомерной, стоя нагишом на коленях? И отчего меня это так заводит?
Когда, она начала легонько кусаться, я не выдержал. Высвободил руку и дернул фэйри вверх, принуждая подняться. Она скользнула в кресло серебристой змейкой, обвилась руками и ногами, вжимаясь теснее. Сквозь ткань рубашки я ощутил обжигающий холод ее кожи, обманчивую нежность и беззащитность обнаженного тела.
И запах… горький цитрус и миндаль. Прежние духи мне нравились больше.
— Зачем? — снова спросила Иса с непонятной настойчивостью.
Знай я княгиню чуть хуже, мог бы поверить, что ей не все равно.
— Ах, ваше высочество, только не говорите, что станете горевать, если культисты развесят мои кишки на просушку во славу Черной, — промурлыкал я, вкладывая ей еще одну ягоду в рот прежде, чем поцеловать. — Ммм, клубника со льдом! Мне нравится.
Фэйри прильнула повиликой. Всегда прохладные ладони с изысканным маникюром нырнули под рубашку, ногти, больше похожие на ухоженные коготки, царапнули кожу на груди и спустились ниже.
— Мне будет не хватать тебя, милый.
— Да ладно! Найдешь себе другого мальчика. Мало их что ли?