Одним вроде бы ничем не отличающимся от предыдущего утром друг разбудил его поздравлениями с днем рождения. Правда, пожелав при этом не здоровья и счастья, а мантию-невидимку, незарегистрированную палочку и безоаровый камень в ближайшем кармане. На то, что его травить никому не надо и вообще не за что, последовало резонное:
«А меня?»
Вот так и получилось, что внезапного появления на Тисовой улице лохматого великана никто из ее обитателей не ожидал.
Рубеус Хагрид тоже оказался не готов к испуганным взглядам магглов, упирающимся ему куда-то в живот, и боязливым перешептываниям за запертой на все замки дверью образцового, словно игрушечного, дома №4. Полувеликан собирался было постучать, но вовремя сообразил, что просто сломает дверь, показав себя крайне невоспитанным и нежелательным гостем. Очень кстати вспомнились наставления отправившего его сюда Дамблдора: коснуться маленького кругляша около двери. Он как мог осторожно погладил металлическую бляшку — никто не открыл. Погладил чуть настойчивее — раздалась веселая мелодия, стало немного уютнее, но своего лесничий так и не добился. Тогда пришлось надавить сильнее, и музыка сменилась диким взвизгом и хрустом под пальцем, который Хагрид мгновенно отдернул.
Но, стоило ему прийти к мысли, что профессор Дамблдор, верно, что-то напутал, и двери у магглов открываются не совсем так, надо все-таки воспользоваться веками проверенным методом и постучать, как послышался мягкий щелчок замка, и на пороге показалось все семейство Дурслей. Видимо, странная круглая штучка в стене все-таки сработала.
На самом-то деле звонок был абсолютно ни при чем, просто Гарри первым понял, что без магии люди такими точно не вырастают, а значит — незнакомец пришел за ним. Но Дурсли боялись впустить в дом великана, невесть зачем притащившего с собой зонтик в такой ясный день. Что может быть опаснее сумасшедшего, особенно если этот безумец ростом почти три метра?
— Тетя Петуния, а вдруг здесь кино снимают, и наш дом им очень понравился? Вы же видите, это какой-то необычный человек.
Петуния, не пропускавшая ни одной, пусть даже самой маленькой заметки о знаменитостях и с огромным удовольствием смаковавшая все подробности их личной жизни, поняла, что небо решило вознаградить ее за все пережитые страдания. Пригрезилось, как этот человек (наверняка сам режиссер!) осматривает дом, слава богу все чисто, нигде ни единого пятнышка, сама вчера проверила работу ленивого мальчишки, и… видит ее! Ее, которая, конечно же, лучше всех подходит для исполнения главной женской роли. Или, что, пожалуй, было бы еще лучше, — замечает Дадлика, являющего собой идеал мужской красоты. Нет, она не могла упустить такой шанс.
Хрупкая тетушка смела куда более массивного мужа в сторону, даже не заметив этого, схватила сына за руку и вытолкнула вперед. Дверь распахнулась так быстро, что Гарри даже испугался за стоящего на пороге человека.
— Добро пожаловать!
Но, к неимоверному разочарованию Петунии, ее радужные надежды не оправдались: великан-режиссер первым делом обратил внимание на костлявого, где только душа держится, неказистого племянника:
— Гарри! Как ты вырос, а ведь совсем махонький был, — и великан сунул ему под нос сложенные ладони, показывая, каким именно он когда-то был.
«А ты, оказывается, совсем не вырос», — оценил Крис размер ладоней гостя.
Но Гарри, как всегда случалось в минуты сильного волнения, ироничного замечания друга не услышал. Он тут же кинулся к великану и привстал на цыпочки, пытаясь заглянуть тому в заросшее жесткими черными волосами лицо.
— Вы меня знаете?!
— Конечно, Гарри, тебя все…
— Вон из моего дома! — Вернон сжал мясистые кулаки и угрожающе раздулся, став как никогда похожим на большую лягушку. — Вон!
Дадли, все еще сжимаемый матерью за руку, распахнул рот и испуганно таращился то на Хагрида, то на отца. Дурсли-старшие уже поняли, что случилось самое страшное, то, чего они всегда опасались: племянник все-таки оказался нечеловеком, несмотря на все старания вылечить его. И все же это не означало, что они были готовы просто так сдаться и отдать мальчишку.
— … знают. С днем рождения тебя, Гарри, — дядюшке достался ноль внимания, фунт презрения. — Я тут тебе принес кой-чего... Может, там помялось слегка, я... э-э... сел на эту штуку по дороге... но вкус-то от этого не испортился, да?
Великан запустил руку во внутренний карман черной куртки и извлек оттуда немного помятую, довольно тяжелую коробку, которую Гарри машинально прижал к груди. Сейчас было абсолютно все равно, что представляет собой первый в его жизни подарок.