— Это Индия или Персия?
— Ни то, ни другое, — ответила Личи и нахмурилась. — Ты попала в Бактрию. А почему ты решила, что это Персия?
— Потому что ваш язык похож на тот, которому я обучилась в деревне, где жили персы, — объяснила Балкис. — По крайней мере ваши наречия настолько близки, что я понимаю тебя, когда ты говоришь медленно. Но попадаются и слова, которые мне не знакомы.
— Ясно, — кивнула Личи. — Когда-то, давным-давно, в этих краях побывали персы-завоеватели, а после них — греки, но наши горцы вовремя остановили их наступление. Потом снова нахлынули войска персов, но миновали годы, и наши горцы расправились и с ними. Однако этот народ оставил следы в нашем языке. Пойдём, и ты познакомишься с людьми, которые обитают в нашей стране.
Личи привела кошку к крестьянскому двору, и Балкис очень удивилась тому, на каком крутом склоне стоят дом, амбар и сараи. Ещё более её изумило то, что все постройки стояли прямо, хотя были круглыми. Стены их были обмазаны глиной, а крыши поросли травой. Сейчас, зимой, трава стала жёлтой, сухой. Рядом с постройками часть земли была обнесена изгородями, но там было пусто.
— На ночь за эти плетни загоняют коров, коз и свиней, — объяснила Личи, — но там хватает норок, где может поместиться и брауни, и маленькая кошка. Пойдём.
Балкис, от усталости едва передвигавшая лапками, послушно последовала за брауни, хотя ей так хотелось рассказать Личи о том, как она слаба, и о том, что у неё снова сильно разболелась голова.
Однако Личи, похоже, и сама об этом знала. Она провела Балкис в абмар через щель между двумя досками. В амбаре было тепло и пахло землёй и сеном.
— Ещё совсем немножко, киска, — ласково проговорила Личи, а другие брауни тут же собрались вокруг Балкис и вновь подарили ей частицы своей магической силы, а потом подвели к спящей корове. Балкис в страхе прошла между её копытами. Личи встала на цыпочки, ухватилась за вымя коровы, и на землю рядом с Балкис струйкой потекло молоко. Восхитительный аромат наполнил ноздри кошки, и она жадно принялась лакать молоко.
Корова проснулась и, испуганно замычав, повернула голову, чтобы посмотреть, кто это так грубо разбудил её, но Личи ласково погладила её колено.
— Не сердись, добрая бурёнушка! О, какие у тебя красивые глаза! Дай немного молока этой голодной кошечке, пожалуйста! Не бойся, коровушка, и не сердись. За твою щедрость ты будешь вознаграждена — когда ты умрёшь, то возродишься в обличье человеческого младенца!
Корова, успокоенная более ласковым голосом, нежели теми словами, что произносила брауни, отвернулась к кормушке и, ухватив пучок сена, принялась старательно жевать его и милостиво вытерпела прикосновения брауни, которая ещё немного подоила её. Конечно, она и думать не стала про реинкарнацию, обещанную Личи. На самом деле она не помышляла ни о чем, кроме еды и тепла с тех пор, как последний из её телят вырос и куда-то подевался.
Налакавшись молока, Балкис снова ощутила усталость после долгого пути. Она пошатнулась, и троим брауни пришлось поддержать её. Личи снова позвала Балкис:
— Нет-нет, здесь тебе спать нельзя! Тут на тебя может наступить корова! Тебя могут увидеть крестьянин и его сыновья! Пойдём, киска, нужно пройти совсем немножко, назад, а потом забраться повыше и спрятаться!
Балкис послушно забралась на сеновал и улеглась. Личи заботливо укрыла её мягким сеном. Глаза у кошки слипались, но Личи успела сказать ей:
— У крестьянина — пять сыновей. Его жена умерла от лихорадки, когда младшему сыну было всего три годика, и без матери семейству пришлось нелегко! Смотри не слезай с сеновала, покуда они с утра не подоят корову и не уйдут по своим делам. Только тогда ты сможешь полакомиться пролитым молоком. А теперь спи, киска. Ты проспишь до нового вечера и проснёшься, когда люди уйдут ужинать.
С этими словами она ласково погладила Балкис и спела ей колыбельную. На самом деле, конечно, это была не просто колыбельная, а сонное заклинание.
К сумеркам Стегоман долетел до гор, замыкавших владения пресвитера Иоанна с юго-востока.
— Солнце скоро сядет, — сказал Мэт. — Пора устроить привал.
— И охоту! — выразительно добавил Стегоман. — После полётов у меня зверский аппетит.
— Ну и от свежего воздуха, естественно, — отозвался Мэт. — Как тебе во-он та вершина горы? По-моему, вполне подходящее место для посадки. И безопасное для ночёвки.
— Ты про ту, что похожа на чашу посреди зубцов пилы? Да, склоны у этой горки покатыми не назовёшь. На такую редкий смертный заберётся. Только шибко опытный.
— Опытный альпинист или опытный колдун?
— Вот это ты верно подметил, — хмыкнул дракон и по спирали пошёл на посадку. Выпустив ноги, он коснулся когтями камней, а крылья сложил только после того, как Мэт спешился. — Надеюсь, у тебя в мешке есть дровишки, а в бурдюке — водичка?
— Все есть. И древесный уголь, и вода. Я так и думал, что нам придётся ночевать в не самых гостеприимных местах. — Мэт вытащил из мешка припасы и принялся разводить огонь. — Я даже строганины захватил и сухарей.
Стегоман поёжился.
— Спасибо, я предпочитаю тёпленькое и свеженькое мясо.
— Ну, это пожалуйста — если разыщешь в разделанном виде. А если нет — можешь поужинать парой барашков.
— Да и оленем было неплохо подзакусить, — согласился Стегоман. — Но боюсь, придётся удовольствоваться горными козлами.
— А они не слишком аппетитны, — посочувствовал ему Мэт.
— Ничего, сойдёт для сельской местности, — ответил Стегоман и плотоядно облизнулся. — Ладно, поглядим, что тут за живность бродит в окрестностях. Приятного тебе аппетита, маг.
Дракон сорвался с кручи, немного помедлил и, набрав скорость, резко спикировал вниз. Мэт ахнул от волнения, хотя знал, что воздушная среда для Стегомана так же естественна, как для птиц. И все же, когда дракон вновь появился над вершинами гор, Мэт облегчённо вздохнул и полюбовался тем, как его старый приятель парит в потоках восходящих воздушных течений, озаряемый последними лучами заходящего солнца.
Но вот эти лучи осветили не только Стегомана, а ещё какую-то летающую рептилию.
— Осторожно! — прокричал Мэт во всю глотку. — Местные!
Стегоман повернул голову, увидел другого дракона, развернулся, замахал крыльями, набрал в лёгкие побольше воздуха. Его грудь раздулась, он был готов в любое мгновение изрыгнуть пламя.
Местный дракон оказался чуть длиннее Стегомана, но стройнее. Его красно-коричневые чешуи блестели в лучах закатного солнца. Дракон в ярости вскричал:
— Берегись, жалкий червь! Как ты посмел нарушить пределы моих владений?
— Я всего лишь ищу, где переночевать по пути на юг, — ответил Стегоман. — И если ты не позволишь мне остановиться на ночлег, любитель посверкать чешуёй, то, стало быть, ты — законченный эгоист.
— Я таких слов не знаю, только все эти козлы — мои, и ты не имеешь права охотиться на них без спросу!
— Ну хорошо, — немного обиженно отозвался Стегоман. — Если так, я спрошу: можно ли мне сцапать пару-тройку твоих горных козликов?
— Нет! — рявкнул местный дракон. — Убирайся отсюда прочь, змей!
— Что же мне теперь, курами питаться? — все более теряя хладнокровие, вопросил Стегоман. — Это сколько же их надо? Придётся украсть бычка у какого-нибудь крестьянина неподалёку.
— Ага, только попробуй! Тогда крестьяне начнут охотиться за мной! Ишь, какой крокодил выискался наглый! Хочешь навлечь позор на весь наш род?
Стегоман сдержанно ответил:
— До сих пор мне ни разу не встречался дракон, который боялся бы людей.
— Боялся? Так ты думаешь, я боюсь? — Красный дракон подлетел ближе и заметался перед самым носом Стегомана.
Стегоман вытаращил глаза и затаил дыхание. Он готовился к атаке.