— Дикие жители Вебезеккеля!
Ларри Гнутт повернул голову.
— О, чёрт!.. — только и сказал он. Я проследил направление его взгляда.
Поверх прилавка торговки рыбой мне была прекрасно видна часть площади с коновязью и дилижансами. Сейчас напротив прилавков стояла молоденькая девчонка со светлыми волосами и наслаждалась произведённым эффектом. Сперва я было решил, что она голая, но это было, впрочем, не так. Всё равно, отметил я с неодобрением, разгуливать в таком виде по Сказке было слишком даже по меркам закрытых зон, а Вебезеккель в их число никак не входил. Люди ошалело вертели головами, словно ища подтверждение, что все вокруг видят то же, что и они, а юная бесстыдница набрала воздуха в грудь, возвела руки к небу и продолжила:
— Дикие жители Вебезеккеля! Грехи ваши да будут отпущены! Злодеяния ваши да будут вам прощены! Жизни ваши да будут исправлены! Я, Димеона Миянская, пришла в этот город, чтобы наставить вас на путь Богини и Матери нашей Фериссии, Хозяйки лесов и Властительницы природы!!!
Люди, оторопевшие при появлении проповедницы, уже возвращались на грешную землю. На девочку уже вовсю пялились, кое-кто отпускал сальные шуточки, а кто-то начинал истерически хохотать. Послышался шум, что-то упало — оглянувшись, я увидел, что прилавок торговца бусами опрокинут, товар катится по земле, а сам араб, вопя, корчится у людей под ногами, зажав руки между коленей. Воришка тем временем проворно проскользнула мимо него, проползла под столом торговца фруктами, протиснулась между ногами у кого-то из зевак и, разминувшись с посланницей леса, вихрем взлетела на шею стоявшей неподалёку лошади, чей всадник спешился и теперь, раскрыв рот, глядел на жрицу. Босые пятки девчонки ударили коня по бокам.
— Но!
— Эй, эй!..
У нищенки был явно счастливый день: то ли она умела обходиться со скакунами, то ли животному передался азарт погони, но только конь вдруг заржал, поднялся на дыбы и рванул прочь от своего хозяина — к дилижансам, прочь с площади. «Держите, держите её!» — раздались запоздалые крики. Незадачливый всадник припустил вслед за своим скакуном, но невесомая девочка распласталась на спине у лошади и гнала её всё вперёд — в городские ворота. Сэр Ларри протиснулся мимо меня и, расталкивая людей, бросился за воровкой — это было не так-то просто, ведь мы находились в самом центре толпы. Наконец, стражник достиг стоянки дилижансов, где к поилке был привязан другой конь, торопливо распутал поводья, влез в седло и пустил животное вскачь — пыль на дороге к тому времени уже успела осесть, и шансов поймать кого-то у него было немного.
Тем временем лесная жрица продолжала о чём-то вещать с таким видом, словно всё, что происходило вокруг, не имело к ней ни малейшего отношения. Запрокинув голову, девчонка говорила всё громче, распалялась, кричала что-то о милости леса, о щедрых дарах и о возвращении в лоно природы, явно намереваясь переорать раззадоренную толпу. Люди собрались вокруг неё полукругом, радуясь новому развлечению. Про бусы из янтаря все забыли. Я стоял, как дурак, и не знал, что мне делать: невозможный побег нищенки ясно давал понять, что Сказка на её стороне, а это делало её наиболее вероятным кандидатом в мои подопечные. Между тем, пускаться в погоню сейчас было бессмысленно, а чтобы найти новую точку встречи, мне нужно было хоть одним глазком увидеть сценарий.
Я беспомощно огляделся. Полуголую проповедницу, или кем она себя там считала, толпа уже вела к дверям таверны, и не нужно было обладать даром пророка, чтобы предсказать, как будут развиваться дальше события. Не знаю, почему это меня так задело, — самым правильным с моей стороны было бы сейчас же отправиться в Управление. Вероятней всего, мне просто не хотелось спешить опять на ковёр к шефу — приняв самый невозмутимый вид и уговаривая себя, что я просто решил в свободное время немного познакомиться с обычаями дружественного нам сектора, я вышел из торгового ряда и направился в ту же сторону, что и все.
***
Люди меж тем вливались в таверну и собирались в круг возле стойки, к которой прижали дитя леса. То, казалось, ещё не осознало всей нависшей над ним опасности, поскольку по-прежнему простирало руки, крича что-то о милости своего божества, о грехах и прощении, иногда с видимым отвращением касаясь досок пола, стульев и стойки, словно этим что-то доказывая, и в такие моменты под его пальцами проскакивали янтарные искорки. Я поймал за локоть уже знакомую официантку и, пока та в немом испуге пыталась вырваться, опустил к ней в карман передника пару монет, после чего прошипел ей в лицо: