В великом и славном городе Терте в очередной раз наступило самое счастливое утро каждого года. Накануне окончился самый страшный сезон того места: кончились смрадные ливни, и теперь счастливые горожане наконец-то могли дышать привычным терпким воздухом безумно живой столицы. Вновь на улицах появилась вечная беспорядочная толпа, спешащая по своим делам, и в их суровых лицах нет-нет да проскакивала мимолетная легкая улыбка. Город словно проснулся от болезненной спячки, и долгожданные лучи утреннего солнца как будто присоединись к всеобщему празднику, блистая в окнах необыкновенно ярко.
Из одной из несчетных питейных Терта вышли два человека и встали у входа. Один был одет в белую мантию целителя, украшенный блаженной усталой улыбкой на всю ширину лица, а другой был в оранжевом одеянии мага стихий, с серым плащом на плечах, и шел, опираясь на плечо первого. Свет больно резал глаза второго заклинателя, из его рта разило выпивкой. Лекарь всеми силами возвращал друга к жизни, с каждой минутой в нем пьяность сменялась обычной усталостью, и скоро он смог стоять самостоятельно. Затем из кабака вышел другой человек, весь грязный, в мятой и выцветшей одежде, с постоянно дергающимися в разные стороны глазами. Маги тут же обратились к нему с восторженными голосами:
- Благодарим Вас за выступление! Это были волшебные стихи, Вы так украсили эту ночь, как никто бы не смог! Спасибо, спасибо!
Вышедший лишь усмехнулся и ответил:
- Нет нужды благодарить поэта.
Моей судьбы уж таковой приказ:
Век страдать за правдивость сюжета
И тешить слабость людей напоказ.
- И все же это было чудесно! - не согласился человек в белом. - А что Вы собираетесь делать теперь?
- Я направлюсь в город Незнакомца,
Давно стремлюсь к нему туда.
А вы не забывайте стихотворца,
До новой встречи, господа!
- Счастливой дороги!
Стоило Безумному Поэту скрыться из виду, как маг в белом шепнул на ухо товарищу:
- А о чем он вообще читал стихи?
- Ты думаешь, я помню?
- Логично.
Воцарилось недолгое молчание, которое прервал целитель:
- Так ты сейчас увлекся религией древней империи?
- Да, немного.
Первый маг тут же изобразил ехидство на лице, которому бы позавидовал сам лорд Арчиско.
- И что, теперь ты будешь ждать, пока Трижды Предатель не подвергнется суду, после чего в мир придет Спаситель, а вместе с ним - Губитель, и начнется...
- Успокойся, - ответил плащеносец, закрываясь рукой от солнца. - Нет, конечно. Просто мне любопытны те идеи и та мудрость, которую заложили в свои тексты древние жрецы.
- Мудрость, говоришь. Да, что-то все вы, кто на Хабитум плавал, так или иначе этим увлекаетесь.
- Что поделать, местные там в этом плане бывают очень убедительными.
- Поберегись. Как бы то ни было, мне надо уже работать. У моей знакомой опять сын лихорадит, просит о помощи.
- У тебя не возникает чувства, что он постоянно болеет только чтобы ты к ней почаще заходил?
- А как же, - сказал целитель игриво и подмигнул, а затем продолжил серьезно: - Но болеет он по-настоящему, так что я все же пошел. Увидимся!
- Успехов.
Маги распрощались и разошлись в разные стороны. Плащеносец решил прогуляться по городу, с каждым шагом получая небольшой прилив сил, и уже через четверть часа он полной и распрямленной грудью вдыхал чудные ароматы строек, свалок и выпечки. Среди улиц между разнообразными по стоимости и сохранности трех- и четырехэтажных зданий он ловко маневрировал от толпы, что двигалась по своим путям с неуклонностью потока воды в речном русле. Внутренняя сила столицы проснулась, уличные торговцы вновь принялись осаждать прохожих как стая мошкары, и только мантия мага немного спасала человека в сером плаще от их назойливых предложений. Он не видел цели в своем путешествии по каменным лабиринтам, просто наслаждаясь одиноким выходным, свободным от напоминаний о сложностях жизни, и ни пыль в воздухе, ни неумолимый гул толпы не могли испортить ему настроение. Вскоре его живот звучно напомнил ему, что ночью он мало ел, так что он решил остановиться и зайти в трактир перекусить. Он заметил на другой стороне улицы подходящее заведение и собрался перейти, но посреди улицы промчался отряд всадников, глядя на которых он случайно перевел взгляд на стену соседнего от трактира здания. Там на лавке сидел старик в рваной старой одежде, поджимавший перевязанную тряпками руку к груди. Он был очень худощав, его кости просвечивались через полупрозрачную кожу, а живот сильно вздулся от долгого голодания. На лице того человека было выражение то ли готового к рыданиям, то ли к рвоте. Кожа его лица в некоторых местах пятнами была бледнее, чем в других, и весь этот удручающий вид казался плащеносцу странно знакомым. Вдруг он понял, кого ему это напомнило, и его сердце забилось в тревоге. Он тут же подошел к старику и обратился на наречии людей Хабитума: