Смертность бригад Шатого была высокой. В том числе из-за банального наличия денег у бывших каторжников, которые тут же уходили на пьянки. Отдельные зелья очень плохо сочетались с алкоголем, но плохо образованным браконьерам на это было наплевать.
Кирсновский занимался реализацией некоторых зелий для тех двух заведений. Сам он варил в редких случаях, чаще просто продавал привезенные из столицы. Афанасий Максимыч снабжал как минимум один корабль в неделю несколькими ящиками склянок, а его верный ученик перепродавал Шатому. Конкурентов в этом было немного, ведь сваренные столичным профессором отвары были первоклассного качества.
Было у Кирсновского еще одно занятие. Особо буйные и опасные члены бригад, отпетые убийцы или свихнувшиеся после воздействия некоторых магических животных до маниакального состояния, передавались ему для превращения в химер. У Кирсновского была бесконечная война с черным духом. В первую очередь шла борьба с обращенными на темный путь двумя бывшими членами его воинства. Как только он расправится с ними, то вернется к попыткам уничтожить самого духа.
Война эта началась с самого первого дня в Боратовске. По его словам, ночью черный дух пришел убивать, но был героически изгнан обратно. В тот же день и начались эксперименты, а через некоторое время Шатый предоставил первого подопытного. Кирсновский предлагал создать нечто наподобие суперсолдата и что-то подобное даже получилось. Но имели они присущую всем химерам слабость, из-за которой Шатый отказался от их использования. Парень отказался ее называть, ведь боится то ли меня, то ли черного духа, который может нас подслушивать.
За разговорами я не заметил, как мы проехали Чащу и остановились на граничащей с ней окраиной Центра. За неприметным со стороны улицы многоквартирным домом скрывался забитый под завязку дворик со всяким хламом, кучами повозок и штабелями стройматериалов. В заброшенного вида крытом рынке неподалеку от дворика кипела активная работа топорами и пилами, а в плохо забитых досками окнах мелькали фигуры людей.
- Что это? – Спросил я, выходя из припарковавшейся на импровизированной стоянке кареты.
- Там мои работают. Готовятся, - буркнул Кирсновский, с болью взирая на почерневшие бархатные сидушки.
Сдались ему эти кресла? Одних карет здесь не меньше пятнадцати штук, а он все об этой печется. Странный человек, ничего не скажешь.
- К войне готовятся они там что ли? – Слушая перестук молотков, поинтересовался я.
- Уже который день.
Парень выполз наружу, руками придерживая сползавшие штаны.
- Погоди-ка, - нахмурился я, - тебе же только сегодня на вечере обвинения выдвинули в сговоре. До этого никто и не думал охоту открывать на твою кучерявую голову.
- Другая причина есть, - он неловко отвел взгляд в сторону.
- Неужели из-за твоего черного духа.
- Ну… Немного да, но… - Кирсновский замолчал.
- Против меня, да? – Наконец-то догадался я.
- Костя, ты пойми и встань на мое место. Ты же был ужасно взбешен и готов размазать меня за небольшие промашки… - Затараторил химеролог, пятясь задом.
Кирсновский споткнулся об кучку кирпичей и растянулся на земле. Он поморщился и схватился за бока.
Я не смог сдержаться и разразился смехом. Это ж насколько нужно меня бояться, чтобы заставить своих приспешников вести такой активный многодневный труд.
- Что они там строят? Катапульту? Танк? Десептикона? – Вытирая выступившие слезы, спросил я.
- Как достроят, увидишь.
- Это сейчас угроза была?
- Н-нет, Костя, я просто покажу, - прикрывая лицо, ответил он.
Кицунэ помогла ему встать. Ловкими движениями она отряхнула пыль с мешкообразной одежды химеролога.
- А квартира твоя где? – Спросил я, озираясь вокруг.
- Пойдем, покажу.
Мы зашли в один из подъездов. Поднявшись по лестнице на второй этаж, прошли к тяжелой железной двери в конце коридора. Послышались звуки движения тяжелого засова, скрежет плохо смазанных механизмов. Тяжелая толстая стальная плита пришла в движение.
На пороге стояла другая кицунэ, рыжая, смотрела на нас немного напуганным взглядом.
- Привет, - внезапно сказала мягким голосом светловолосая.
Я дернулся от неожиданности. Но Кирсновский, судя по всему, был к этому привычен.
- Она у тебя говорить умеет? – Спросил я с настороженностью.
- Разумная, да. Не сравнимо с обычным человеком, конечно, но собственные мысли имеет. С дозировками экспериментировал, выводил допустимый разумности и подчинения.
- Жуткий ты тип, - покачал головой.
Я улыбнулся светловолосой. Она улыбнулась мне в ответ, задергав весело ушами.
- Кто бы говорил, Костя, - буркнул Кирсновский.
Убранство в квартире было не особо богатым. Стены в коридоре и комнатах не имели обоев. Мебель выглядела обшарпанной. Зато свободное пространство заставлено чудными химическими аппаратами с трубами и колбами. Повсюду стоял резковатый запах химических реагентов и едва уловимый аромат чесночных гренок с беконом.
Под аккомпанемент дрыхнущего в одной из спален профессора биологии Афанасия Максимыча Бобровского мы завалились на кухню, едва лишь отмыв с мылом руки. Уплетая горячий омлет, наблюдали за рыжей кицунэ у плиты. В кастрюле начинало закипать адской густоты зеленое варево.
Другая девушка с лисьими ушами отнесла бессознательного часовщика на руках в гостиную, где стоял удобный широкий стол. Физической силы у нее было больше, чем имела бы любая другая девушка ее комплекции. Кирсновский в этом деле нахимичил знатно.
- Пойдем, - внезапно сказал химеролог, вскакивая со стула.
Мы прошли в гостиную. Кицунэ успела срезать пиджак и рубашку с бессознательного тела. Часовщик лежал с голым торсом. В правой части груди были две аккуратные дырочки. Кожа вокруг отверстий немного почернела, а вены болезненно выступили. Ни единого намека на засохшую кровь не наблюдалось. Дыхание было стабильным и размеренным, сообщая о том, что легкие не задеты.
- Не знаешь, что это? – Спросил меня Кирсновский.
Я пожал плечами. В магическом зрении рана дымилась черной энергией. Видно пули были какие-то магические. Еще один вопрос в копилку к Лидии.
Мы с интересом рассматривали рану, пока не пришла рыжая с кастрюлькой. Светловолосая зачерпнула банкой часть варева. Остальное, как оказалось, предназначалось Кирсновскому.
Вернувшись обратно на кухню, рыжая начала поить с ложечки парня. Он морщился, кряхтел, чавкал, но не отказывался от употребления.
Я хотел было уйти на помывку, но химеролог попросил немного подождать. Через пять минут гляделок он открыл окно, через которое заполз кроточервь с Хлебной улицы. Зверек подполз ко мне и протянул корявую лапу вверх.
- Пожми, - кивнул Кирсновский.
С опаской коснулся пальцами грязной скользкой ладони. Мир на секунду погас, а потом появился вновь, но совершенно другой.
***
По ночному пустырю шагал человек, оставляя отметины в земле тростью. Поежившись от ночного холода, он оглянулся назад. Удостоверившись, что никто из пассажиров не последовал за ним на пустырь, пошел дальше. В отличие от тех господ праздничные туфли замарать о грязь этот человек с тростью не боялся. Он остановился около сидевшего на корточках парня с горящими синим цветом глазами.
- Что ты там рассматриваешь? – сказал хрипло Шатый и закашлялся.
- Интересная вещица, - задумчиво проговорил маг с горящими глазами.
- Не томи, Гоголев, - сказал едва поднимая слипающиеся от усталости веки барон.
- Посмотрите-ка сами.
Небольшой пистолет черного цвета лег на гладкие белоснежные перчатки. Барон посмотрел на оружие ровно секунду и, завернув в платок, убрал в карман.
- Ей-то какой прок помогать? – Спросил в пустоту Шатый.
- Кого вы имеете ввиду, Павел Александрович?
- Займись своими делами, а это оставь мне. Нужно поинтересоваться, в чем причина поддержки такими интереснейшими вещицами.
- Вы хотите разобраться с этим человеком? – Спросил Гоголев, поднимаясь и разминая затекшие ноги.
- Разве я когда-то обижал женщин? - С укором спросил Шатый.
- Вашему слову я охотно поверю.
- Ступай. Главное не дай им добраться до дома Августа.
Барон пошел в сторону стоявших в отдалении карет, где вели вялую беседу несколько человек в праздничных фраках.
- Вы его боитесь? – Негромко окликнул Гоголев.
- Будет неприятно, если он отыщет в глубине своей души силу и простит наконец-то Любомирских.