Выбрать главу

То ли от действия «похлебки», то ли от звучания голоса Идрис, а быть может, всего лишь из-за того, что Балкис чувствовала себя в безопасности, все ее тело охватило прекрасное, невыразимое чувство тепла и расслабленности. Ее веки отяжелели, но она не решалась смежить их и перестать видеть чудесный покачивающийся кристалл и вспышки света, отбрасываемые его блестящей поверхностью. Ей стало казаться, будто бы кристалл увеличивается, разбухает, а в комнате темнеет, и наконец кристалл целиком заполнил собой поле зрения Балкис. Через какое-то время, когда очередная вспышка затуманила ее взор, она увидела лицо — зеленое лицо, обрамленное волосами, подобными речным водорослям, и зеленую руку, тянущуюся и прикасающуюся к ней.

Балкис напряглась.

— Я помню!

Но лицо тут же исчезло, а сверкающий кристалл снова стал всего лишь маленьким прозрачным камешком. Комната вдруг показалась Балкис такой огромной...

Идрис медленно и тихо спросила:

— Что ты помнишь?

— Зеленое... зеленое лицо. И зеленую руку. — Балкис откинулась на спинку стула. — Они были... такие громадные... заполнили собой весь мир.

— Речные духи, — задумчиво произнесла Идрис. — А ты — совсем крошка. Теперь постарайся снова расслабиться и освободить свои мысли. Отправь их в странствие, как прежде, пусть плывут назад... свободно... плывут назад... плывут... плывут...

В комнате потемнело. Кристалл светился все ярче. Руки и ноги Балкис снова отяжелели. На этот раз Балкис не удалось не закрыть глаза. Веки сомкнулись, сгустился мрак. Ей казалось, что стул под ней словно то поднимается, то падает, а потом снова поднимается и падает на волнах потока. Во тьме сияли звезды. Балкис видела звезды за зеленой головой и зеленой рукой, а голову и руку обрамлял светлый прямоугольник... Девушка принялась рассказывать Идрис о том, что видит, но посередине рассказа уснула.

* * *

Проснувшись, она увидела, что в комнате совсем темно. Только горели две высокие тонкие свечи да огонь в очаге. Балкис заморгала, огляделась по сторонам и разглядела Идрис. Та стояла у очага и помешивала деревянной ложкой какое-то варево в котелке, висевшем над огнем. Балкис пошевелилась. Идрис оглянулась.

— Проснулась?

— Ты меня околдовала, — с укором проговорила девушка.

— Называй как хочешь, — ворчливо отозвалась Идрис. — А я бы это так называть не стала. Ну, что ты помнишь?

Вопрос застал Балкис врасплох, но пробудил целый вихрь образов. Девушка вздрогнула, села прямо, уставилась на пламя.

— Я... я помню... Все помню!

— Это хорошо для такой малышки, какой ты тогда была, — кивнула Идрис. — Я была очень удивлена.

— Но... но кто они были такие? — умоляюще спросила Балкис. — И то, в чем я лежала... Наверное, это была какая-то коробка, а я была внутри нее, и наверное, плыла по воде, потому что чувствовала, как коробку покачивает... Но зачем моей матери понадобилось отправлять меня в плавание?

— Ты вспоминала о голосах, звучавших неподалеку. Крики, дикие вопли, — сказала ей Идрис. — Видимо, шла война, и твоя мать попыталась спасти тебя. Даже удивительно, что ты слышала эти голоса — ведь мать напоила тебя сонным зельем, чтобы ты крепко спала. Но звуки добрались до тебя во сне, а от зелья этот сон стал ярким.

— Ты хочешь сказать, что и зеленые лица мне тоже привиделись во сне?

— Может, и привиделись, но только уж очень эти зеленые создания похожи на водных духов, которые здесь у нас зовутся русалками. Не думаю, чтобы грудной младенец был способен выдумать такое. Нет, я думаю, что сонное зелье к тому времени, как ты увидела водных духов, перестало действовать, и духи были самые настоящие — это были русалки. Они были ошеломлены, увидев крошечную малютку в коробке, и решили спасти тебя.

— Послушать тебя, так получается, что это был просто каприз!

— Могло быть и так, — задумчиво проговорила Идрис. — Они очень легкомысленны, русалки, нет у них никакого чувства ответственности, да и сострадания — всего капелька. Жизнь для них состоит из радостей и игр, а когда им что-то не доставляет удовольствия, они не станут терпеть. Честно говоря, я очень удивлена тем, что ты надолго завладела их вниманием и что они доплыли с тобой до берега и позвали дриад, попросив их помочь тебе.

— Это женщины, которые выходят из деревьев! Это были дриады?

— Именно так, — ответила Идрис. — Они живут в большинстве деревьев. Леса просто кишат дриадами — для тех, разумеется, кто способен их видеть. Они — нежные, сострадательные создания, наделенные материнским чувством. Они и должны быть такими — ведь они заботятся о том, чтобы их семена проросли и превратились в деревья.

— И они пожалели сиротку, хотя я была не их племени?

— Да. Каждый год в лесу бросают детей на произвол судьбы те родители, которые не в силах их прокормить. В живых остаются только те детишки, заботу о которых берут на себя дриады. Но в случае с тобой самое главное то, что они наделили тебя даром превращаться в кошку, и это спасло тебе жизнь. Они неоднократно прикасались к тебе, как и русалки, нянчились с тобой, и каждое их прикосновение окутывало тебя волшебством. Точно так же вели себя с тобой и аллюстрийские дриады. Они наделили тебя такой волшебной силой, что тебе на всю жизнь хватит, и еще останется!

— Но я не ведаю никакого волшебства! — возразила Балкис, но тут же осеклась. — Кроме умения менять обличье.

— Ну так стоит поучиться, верно? — обернулась Идрис. — И мне придется учить тебя.

Сердце Балкис часто забилось от того, как добра была Идрис, но все же девушка воскликнула:

— Ведь я же пришла только за снадобьем от течки!

— И получила его, так что теперь можешь превращаться в кошку, когда пожелаешь, — кивнула Идрис. — А я всегда мечтала иметь кошку. Да, милая моя, лучше бы тебе остаться у меня и поучиться волшебству, ибо тебе предначертана особая судьба. А для того, чтобы она осуществилась, тебе нужно как следует овладеть искусством волшебства.