— Тебе? Ну... Можно было бы. Принцип тебе понятен, да и заклинание простое, в нем нет никаких ловушек. — Мэт поднял с земли еще несколько камешков. — Ну-ка, попробуй.
Балкис слово в слово повторила стишок с мяукающим акцентом. Камешки заблестели и превратились в монетки.
Мэт затаил дыхание. Ведь она только раз услышала стихи, только раз — и тут же заучила их наизусть. Вероятно, она могла сразу же забыть их, но почему-то Мэт в этом сомневался.
Они вернулись в деревню, где Мэт купил несколько чапати и карри всего за одну монетку. Супружеская пара, продавшая ему еду, так посмотрела на Мэта, что можно было не сомневаться — его сочли чокнутым, если он был готов отвалить такие деньги за такую малость. Согретые мыслью о том, что хоть немного украсили жизнь женщины с младенцем на руках, Мэт и Балкис уселись прямо на деревенской площади и поели с большим аппетитом.
— А ночью мы будем идти? — спросила Балкис, зрачки которой стали круглыми.
— Ну, может быть, часть ночи, — с сомнением проговорил Мэт. — Но вообще-то мне не хотелось бы выяснять, какие сверхъестественные существа шастают по Индии ночью.
— Так ты их боишься? — удивленно осведомилась Балкис.
— Скажем так: я проявляю осторожность, — ответил Мэт. — Понимаешь, мы не так давно колдовали — пусть наше волшебство и было совсем невинным. Но если Арьясп настороже и ищет нас, даже этого может оказаться достаточно для того, чтобы он точно узнал, где мы находимся.
Балкис поежилась. Дрожь волной пробежала по ее шерстке от головы до кончика хвоста.
— Но разве по всей этой земле нет деревенских колдуний? Ведь их заклинания тоже должны чувствоваться.
— Только на это и остается надеяться, — вздохнул Мэт. — Да, я думаю, так оно и есть, потому я и дерзнул обзавестись деньгами с помощью волшебства.
Балкис склонила головку набок и хмуро глянула на Мэта.
— Ты ни разу не посмотрел на меня, пока говорил, — заметила она. — Ты все время глазел на тот домик из самана, что стоит по другую сторону площади.
— Верно, — кивнул Мэт. — А ведь странный домик, как думаешь? Намного выше остальных, и столько людей входит в него и из него выходит...
Балкис пожала плечами — по-кошачьи, то есть запрокинула голову.
— Наверное, это храм, посвященный местному божеству.
— Да, но какому именно? — задумчиво проговорил Мэт и встал. — Ага, приближаются несколько селян. Давай-ка пристроимся к ним.
— Но мы не исповедуем такую веру! — возмутилась Балкис.
— Правильно, — согласился Мэт. — Но в храмах некоторых вероисповеданий терпимо относятся к их посещению иноверцами. Давай выясним, такой это храм или нет.
— Как бы они ни были терпимы к иноверцам, — возразила Балкис, — я сильно сомневаюсь, чтобы они согласились впустить в храм кошку. А мне бы не хотелось преображаться в девушку, чтобы меня снова уложили на алтарь.
— Если бы это были таги, мы бы уже были внутри храма, связанные по рукам и ногам, — заверил ее Мэт. — Только потому, что мы — не местные. И все же твоя осторожность оправданна. Как думаешь, сможешь прокрасться внутрь незаметно?
Балкис возмущенно фыркнула и напомнила Мэту:
— Я — кошка!
С этими словами она подняла хвост трубой и, гордо покачивая им, пошла прочь от Мэта.
Мэт выждал, пока она не скрылась за углом храма, а затем пристроился к кучке жителей деревни. Люди шли к храму, оживленно переговариваясь. Но стоило им переступить порог — они сразу умолкали и расходились в стороны. Мэт обвел взглядом торжественные, сумрачные лица и понял, что люди молятся.
Мэт изумленно заморгал. У дальней стены, где он ожидал увидеть фигуру идола, не было ни пузатого Ваала, ни многорукого божества. Там пылал огонь, в который подбрасывали поленья двое жрецов в белых балахонах и невысоких круглых шапочках. Нижнюю часть их лиц закрывали полотнища тонкой белой ткани. У одного из них борода и волосы были седыми, у второго — черными.
Мужчина, стоявший неподалеку от Мэта, негромко бормотал — видимо, он не умел молиться безмолвно, как другие. Стыдясь, Мэт прислушался, сосредоточился и начал улавливать смысл слов. Слоги, показавшиеся ему поначалу бессмысленными, начали складываться в слова — вернее, в одно слово, которое ему было очень хорошо знакомо. Мужчина молился Ормузду — Ахурамазде.
А это означало, что жрецы в белых балахонах — маги.
Глава 10
Происходящее в храме трудно было назвать службой как таковой. Не было ни литургии, ни пения. Люди по отдельности стояли лицом к огню и молились. Казалось, они поклонялись огню, однако согласно познаниям Мэта в азиатской культуре огонь для этих людей, как и солнце, являлся только символом, напоминанием об Ахурамазде и средством для сосредоточения во время молитвы. Мэт точно знал: если бы он на рассвете оказался поблизости от деревенской лужайки, он бы застал там всех этих людей, устремивших взгляды к встающему над горизонтом светилу.
И это представлялось Мэту вполне логичным. Для себя он решил, что, находясь в храме, должен вознести молитву своему Богу — вернее, своему представлению о Боге.
Через полчаса люди начали расходиться. А через десять минут храм опустел окончательно — осталось всего с десяток молящихся. Мэт догадался; точного времени службы здесь не существовало — просто-напросто большинство жителей деревни желало молиться, вернувшись с поля. Мэт подумал о том, что скорее всего люди вернутся в храм после ужина, да еще и своих домашних приведут.
Он присмотрел для себя укромный уголок неподалеку от двери и притаился там, надеясь, что останется незамеченным в темном балахоне и рубахе, конфискованных у воришки.
Это у него почти получилось.