Пробовали когда-нибудь перекрыть руками поток на магистральном трубопроводе? Вот-вот, без могучей запорной арматуры это совершенно невозможно. Остановить поток силы мага я мог ровно с тем же успехом, слишком уж несоизмеримы были наши возможности, однако я мог кое-что другое. Не можешь запретить – возглавь! И, судорожно трепыхая куцым «хвостом», я стал мало-помалу поворачивать этот мерзкий слизистый сель. Но куда? Да хотя бы сюда! Неважно, что это. Сейчас главное – не дать потоку добраться до свечи. Ох, мерзко-то как! Каким-то чудом, странным наитием, мне удалось распределить силу порциями по всему телу, буквально по каждой клеточке, и еле-еле впитать ее в себя. Рассказывать долго, а на деле все это не заняло и десятка секунд. Факел так и не вспыхнул, и разочарованно поджавший губы маг выпихнул нас с Мисиной наружу. Чинно зайдя за поворот, я бегом бросился в нужник. Чувствовал я себя как бурдюк, переполненный тухлой жижей, – и от нее надо было любым способом избавиться. Пугал ихтиандра я долго и тщательно, однако долгожданное облегчение все не приходило. Немудрено – причина тошноты была совсем иная, нежели банальное пищевое отравление, простым освобождением желудка не отделаться. Требовалось что-то другое, причем немедленно. Становилось все хуже и хуже, стены вращались и плясали перед глазами, дыра в полу аж троилась, и я на полном серьезе опасался в нее ухнуть. Последние остатки осторожности не давали попытаться зажечь огонь или совершить еще какую-нибудь глупость, но ждать далее становилось невозможно. Как это часто бывает, в подобных случаях выход находится там, куда в здравом уме ни за что бы не сунулся. Рассудив, что раз уж сила уже распределена по телу, то пусть клетки ею и занимаются, я сделал еще одно страшное усилие и ничком повалился прямо на камень пола. Последняя мысль была: «Не свалиться бы в яму».
От последствий эксперимента этого трехнутого мэтра пришлось отлеживаться еще два дня. Головокружение, высокая температура, постоянная жажда и столь же постоянная тошнота сделали жизнь штукой почти невыносимой. Всем беременным и рожавшим женщинам мужья должны ставить памятник при жизни. Мисина помогала, как могла, – обтирала, клала холодную тряпочку на лоб, водила в конец коридора и молчала. За последнее я готов был носить ее на руках, когда поправлюсь, поскольку за щебет хотелось прибить даже птичку на ветке за окном. А третье утро началось с волшебного ощущения присутствия Мисины под одеялом, дразняще-нежного и сладостно-неторопливого. Я был свеж, бодр и полон сил, что немедленно и доказал. После завтрака же мир вновь повернулся ко мне своей прозаической стороной и объяснил, в лице пожилого тощего (sic!) ключника и моей симпатичной переводчицы, что раз я не одарен, читай – ни на что не годен, то должен работать руками.
Мир спасут дрова! Дрова, а никакая не красота, по крайней мере ключник, приведший меня в исполинских размеров дровяник, в этом был совершенно уверен. Уже неделю мы с напарником, мышцеватым и туповатым пареньком по имени Друк, пилим, рубим и складываем бессчетные количества поленьев. Бревна привозят из леса неразговорчивые хмурые мужики, а наготовленное нами за день почти полностью исчезает в прожорливых топках замка. В принципе я доволен. Никто не трогает, тело здоровеет, вечером и ночью можно спокойно практиковаться малыми шажками в делах магических. Да, Мисину от меня убрали. Естественно, задача-минимум выполнена, дальше гостюшка сам справится. Ну а раз не маг, то и положены ему девушки дворовые, отзывчивые, зато страшные. В общем, вердикт был очевиден – поглядывать, но особого внимания не уделять.
Единственное, смущала ум неопределенность с испытанием. Кому надо, тот наверняка знает о моей реакции на эксперимент, и если он делится информацией с магом, то последний может о чем-то догадаться. Если же не делится, а приберегает козыри до поры в неизбежных играх внутреннего круга, то тут тоже двояко. Со слов Мисины, тошно от Лирия становилось всем. Каждый год он проводил испытание на Дар среди подросших детей замка, и столь же регулярно кандидаты в маги расставались с пищей – такая вот у него была особенность силы. Но никто еще не лежал лежмя пару дней после этого, обычно один-два приступа, и все. А у меня поглощенная сила отозвалась странным образом. Видимо, за эти дни произошла некая перестройка организма, и я значительно прибавил в силе, одновременно скинув пару-тройку килограммов накопившихся излишков. Во всяком случае, топором махал в охотку, уставал мало, совсем не так, как должно быть после дня хорошего физического труда, да и поленья… Я их мял. Буквально – сдавив рукой посильнее, оставлял в дереве глубокие следы пальцев. В первый раз заметив за собой подобное, я тщательно изрубил поленья и в первую очередь скормил их печам, в дальнейшем здоровался с Друком, полностью расслабив ладонь и кривясь от его «мертвой хватки». И процесс продолжался.