— Да свершится воля Троих, — согласился тот, протягивая юноше второй ремешок. Настал черед Славуты и тот покорно встал на место отошедшего Силантия.
Понимая, что сейчас случится непоправимое, я в отчаянии выкрикнул: — Это нечестно! Баллот я вытянул!
Сильный удар тут же опрокинул меня на землю. Сверху навалились, впечатывая тело в липкую грязь.
— Это что ещё за выкидыш Лишнего? — в голосе послушника проскользнули нотки интереса. Видать достала его эта нудная поездка, а тут хоть какое–то, да развлечение.
— Это другой сын селянина Вилима, отец Мефодий, — скрипучий надтреснутый голос, несомненно, принадлежал красномордому. — Баллот он вчера вытянул, да потом сразу в пустошь стрекача задал. Насилу поймали.
— В пустошь говоришь? — вскинулся молодой жрец. — А мне почто о том не сказывал? Забыл указ отца–приора?
— Что ты! Разве я мог забыть! — красномордый, судя по тону, ничуть не смутился. — Потому ещё вчера отцам–радетелям весточку послал. А тебе отец Мефодий и знать о том не след, — в голосе местного жреца проскользнула откровенная издёвка. — Ибо я простому послушнику не докладчик!
По скулам Мефодия заходили желваки.
— Покажите мне его.
Меня тут же рывком подняли на ноги и предъявили на обозрение послушнику. Ну вот. Сейчас он ещё на мне и свою злость сорвёт. Вон как рожу перекосило! Молодой, а уже спесивый, сверх меры.
— Экий он чумазый, — Мефодий презрительно скривил губы. — Отпустите. Пусть хоть рожу вытрет.
Отпустили. Трясущейся рукой я попытался стереть липкую грязь с лица. Что–то вытер, что–то ещё больше размазал.
Сволочи. Лишь бы вырваться отсюда. Я вам потом устрою.
Послушник насмешливо фыркнул: — Точно, отец Игнатий. Похоже, этот вчерась был. Этаку рожу разве забудешь? — и, повернувшись к красномордому, с нажимом спросил. — А почему тогда мне другого подсовывают?
Отец Игнатий, казалось, побагровел ещё больше. В его глазах блеснула еле сдерживаемая ярость. Я замер, ещё не смея верить своему счастью. Самолюбив Мефодий, очень самолюбив. И сейчас, похоже, из принципа меня решил с собой забрать. Лишь бы местному жрецу насолить!
— Общество так решило, всеблагой отец, — решился встрять в беседу Калистрат. — Он же вчера сбе…
— Кто решил? Общество? — едва не брызжа желчью, перебил Мефодий старосту. — Воля Троих уже не священна теперь? Общество, — это слово послушник буквально выплюнул, — теперь само всё решает?
Я злорадно усмехнулся. Опростоволосился староста. Не надо было в спор между жрецами влезать! Послушник и так кипит, как котелок с закрытой крышкой, а тут ты ещё со своим обществом!
— Умом он тронулся, всеблагой отец, — всё же решился пролепетать Калистрат. — Опасаемся, что до города не дойдёт.
Не дойдёт — значит не дойдёт, — равнодушно пожал плечами послушник, покосившись на красномордого. — На всё воля Троих.
Чувствовалось, что на возможные проблемы деревенских ему глубоко плевать, гораздо важнее обнаглевшего Игнатия на место поставить.
— Иди сюда, чумазик, — поманил меня Мефодий пальцем.
Я, пошатываясь, подошёл. Всё–таки хорошо мне врезали. Машинально взял протянутый Славутой мешок и склонил голову. Шею охватил ремешок и, в следующее мгновение, всё тело пронзило словно молнией. Аж зубы заныли.
— Да свершится воля Троих, — донеслось до меня приглушённо.
Я потрясённо потряс головой. Блин. Больно–то как! Словно током долбануло! Машинально потрогал рукой обхвативший шею ошейник. Тот сидел плотно, под жёсткую грубую кожу даже палец не пролазил. Нащупал на горле камушек и тут же отдёрнул руку. Чёрт! Холодный, как лёд в Арктике! Аж пальцы обжигает. Интересно, а Арктика — это где? В этом или в том, другом мире? Ладно, не суть. Сейчас, не об этом думать надо.
Чья–то рука, опустившись на плечо, вернула меня к действительности.
— Ты бы поторапливался, Вельдушка, — заглянул мне просительно в глаза Калистрат. — Обоз ждать не будет. Вон и тронулись уже.
Я проводил взглядом мерно заскрипевшие колесами телеги и оглянулся на сельчан. Более трёх сотен глаз не сводили с меня тревожных взглядов.
— Ты зла на меня не держи, Вельд, — продолжил между тем староста. — Я о благе деревни пекусь. На то и выбран. И потому, Троими тебя прошу — дойди ты до города! А то ещё троих отроков Лишний заберёт. А ведь они тебе не чужие. Чай ещё без штанов вместе по улицам гоняли. Да и твоим родичам не поздоровится.
Вот ведь, хитрец бородатый! Вроде и просит, но и пригрозить не забывает. А того и не знает, что грозить то мне особо и нечем. Не сложились у меня отношения с местными родственниками. Ну, вот совсем не сложились. И особо тёплых чувств ни к Славуте, ни, к тем более, Вилиму я не испытываю. Да и не считаю я их родными. Вообще. Чужие они мне. Так что нет у вас аргументов против Петьки Кирпича гражданин староста. Тем более, что и из юрисдикции вашей я вышел. Мелькнула мысль слегка отомстить этим бородачам напоследок. Намекнуть, что в город я не очень то и собираюсь. Места и поинтересней есть. Нет, на самом–то деле деваться мне особо и некуда, кроме как в маги учиться идти. Но они–то про это знать не могут. Вот и пускай пару седмиц плохо поспят. Это будет, моя маленькая мстя. Я обвёл взглядом лица сельчан, собираясь высказать что–нибудь в этом роде, нашёл глазами мрачного Вилима, Славуту и… увидел прильнувшую к ним Маришку. Мда. Про сестрёнку то я и забыл. А ведь ей на орехи тоже достанется. Жалко её, хоть она и болтушка страшная.