— И чего разгалделись? Донесём мы вам дрова. — Новая тень перекрыла свет в дверном проёме. — Сами сопляки ещё, а гонору. — Староста в почти новом, не заляпанном кровью тулупе, важно прошествовал на середину избы. За ним шустро проскользнула женщина средних лет и, положив прямо на пол, начала шустро развязывать довольно внушительный узелок.
Я вам харч знатный принёс, расстарался, а вы зубы скалите! Даже вару немного налил, чтоб оплошку с воротами нашу, значитса, загладить. Ну и спасение ваше чудесное отпраздновать. Видно Трое сегодня с вами были. — Никодим обвёл нас взглядом и выразительно, давая прочувствовать оказанную честь, добавил. — Со своего стола гостинцы принёс. Расстарался! — И, махнув рукой, добавил, — а в дорогу харч вам Глашка опосля занесёт. Отведайте, что Трое послали.
Расстелив на земле огромный потёртый платок, женщина, со знанием дела, разложила на нём нехитрую снедь: с десятка два яиц, уже крупно нарезанные куски сала, также порезанные пополам помидоры, довольно крупные огурцы, изрядный пучёк лука и котелок ещё тёплого, с потрескавшейся шкуркой отварного картофеля. Посреди этого изобилия внушительно угнездилась пузатая глиняная баклажка, с мутноватой, дурно пахнувшей, жидкостью. Мои спутники, оживившись, быстро расселись вокруг. Староста, не чинясь, уселся рядом, на шустро принесённый бабой матрас и ловко разлил жидкость по кружкам.
— И ты седай, Тимофей, — повернулся Никодим к щербатому. — Чего встал?
— Стока народу спаслось, дядька Никодим, — с готовностью согласился тот, беря в руку кружку. — За это только Лишний выпить откажется. — И улыбнулся так, по-доброму, будто и не он ворота перед обозом закрывал.
Мужики выпили и, шумно выдохнув, потянулись к закуске. Я немного поколебался, с сомнением рассматривая мутноватую жидкость, но посмотрев на остальных, всё же решился. А чем чёрт… то есть этот… Лишний, не шутит. Денёк сегодня для меня выдался, прямо скажем, не лёгкий. Расслабится просто необходимо. А то так и умом тронутся недолго.
Вонючая гадость, только попав в рот, тут же настойчиво стала проситься обратно, но я проявил характер и вышел победителем из этого непростого поединка. Желудок обожгло жаром. На глазах выступили слезы. Кто-то добродушно похлопал меня по спине, в руку сунули огурец.
— Это да. Везучие вы, — продолжил, между тем, Никодим. Он смотрел хитро, с прищуром, словно выворачивая своим взглядом наизнанку. — Двое, правда, сгинули. — Староста огорчённо вздохнул и тут же злорадно оскалился, — А ещё двоим воям Невронд скулы набок посворачивал! Но то их вина, не наша. И за каким волколаком их Лишний наперёд обоза понёс? Совсем видать голову от страха потеряли. А без головы на плечах здесь долго не проживёшь.
— Твоя, правда, дядька Никодим. — Тимофей зацепил изрядный кусок сала и начал смачно его уплетать. — По нашей жизни пошустрей надо быть. — И, укоризненно так, посмотрел в мою сторону.
— Это да, — Никодим, даже не притронувшись к еде, продолжал пытливо нас оглядывать. — А почто вас так мало то? Чай не одну деревню обоз прошёл, коль обратно в Вилич катит. Аль кроме того бедолаги, ещё кого в дороге потеряли?
— А тебе то, что за дело? — Исподлобья взглянул на него Лузга.
— Дык староста я тутошний, — весело оскалился в ответ дед. — Мне до всего здесь дело есть. А до пришлых, которые за собой волколаков к деревне притаскивают, в особенности. — В голосе старосты проскользнула сталь, тут же сменившаяся добрым участливым тоном. — А тебя что, в твоей деревеньке, вежеству не учили? Иль ты думаешь, что раз ты недошлёпок, теперича, так я тебя и проучить уже не смогу?
"Как бы бока не намяли", — подумалось мне. — "Или, что ещё хуже, за забор не выкинули, в гости к волколакам. С этого станется. Вон как зло зыркает".
Только Лузга и не подумал пугаться.
— Волколаки за обозом жреческим пришли, — веско произнёс он, пристально разглядывая старосту. — Мы лишь при нём были. Да и уберутся они отсюда вскоре. Сам знаешь. Побегают и уберутся. Что им тут делать то? На стены то лазить они пока не научились. Небось, уже ушли.
— Ушли проклятые, — спокойно согласился Никодим, словно и не было у него только что стычки с Лузгой. — В сторону Вислого оврага подались.
— Огромная стая то, — задумчиво заметил щербатый, забрасывая в рот изрядный кусок сала. — Десятков пять голов, не меньше. Что-то рано они вместе сбиваться стали.
— Ушли то, ушли, — задумчиво сдвинул брови староста. От его весёлости и следа не осталось. — Как бы вокруг деревни кружить не начали. Эти могут.
— Эт вряд ли, — не согласился Тимофей, продолжая аппетитно чавкать. — До зимы ещё далеко. Не должны они шибко голодными быть.
— Эти зверюги всегда голодны. Сколько не дай! — Вздохнул Никодим. — И днём на охоту вышли! Когда такое бывало? — И горестно вздохнув, ловко наполнил кружки. — Выпьем. Чего её жалеть то? Завтра ещё принесу. Вы всё равно навряд ли поутру уедите.
— А что же нам помешать то может? — Напрягся Гонда. В его голосе, несмотря на вызов, проскользнули нотки неуверенности.
— Так сами же, только что, ели ноги от волколаков унесли, — ласково, словно деревенскому дурачку, начал объяснять староста. — А ежели они не ушли далеко? Захочет ли отец-послушник рисковать? Ему шибко спешить некуда. Ему важней пятину в целости довести и головы своей при этом не сложить. Так что думаю, ещё трошки, вы у нас погостите.
— Ну, это как Трое решат, — примирительно заметил Тимофей, потянувшись к баклажке.
Дальнейшее мне запомнилось смутно. То ли вар этот слишком крепким оказался, то ли питок из меня никудышный, но развезло меня крепко. Помню, что ещё пару раз выпивали, потом я, вроде, уговаривал заспешившего куда-то Никодима остаться и не рушить компанию, затем заливисто смеялся шуткам, начавшего хохмить Тимофея, клялся в вечной дружбе Гонде, успел поцапаться с Лузгой, потом…. Потом, вроде, кто-то меня куда-то потянул, жарко нашёптывая на ухо, потом…
Ведро ледяной воды, окатившей с ног до головы, резко привело в чувство. Я зло выматерился, непроизвольно мотнув головой, зябко передёрнул плечами и огляделся по сторонам, в поисках кандидата, в набитие морды.
Открывшаяся картина, откровенно говоря, мне совсем не понравилась. Наступила ночь. Деревня погрузилась во мрак, который лишь подчёркивали, пара тускло светящихся окон, в доме неподалеку. И лишь огромная, с большую тарелку луна, нависшая, казалось бы, прямо над головой, позволяла хоть что-нибудь разглядеть.
Я стоял возле, примеченного мною ранее, колодца. Рядом, отчаянно ругаясь, отряхивалась давешняя Глашка. Ну, та, что еду нам принесла. Судя по всему, часть водяного душа перепала и ей. Возле колодца же, деловито сопя, копошился Гонда, как раз, в этот момент, извлекая очередную порцию воды.
— Ты что рехнулся?! — Накинулся я на друга, непроизвольно сжав кулаки. — Ты что творишь?!
— Очухался, значит? — Ничуть не смутился тот. — Ну что? Соображать начал? — Гонда в раздумье покосился на ведро в руках. — Или ещё добавить?
— Да чтоб ты сам в это ведро окунулся и вместе с ним в колодец провалился! — Решила конкретизировать свои ругательства Глашка. — Нерюх ушастый!
— Эк сказанула! — Впечатлился тот и повернулся ко мне. — Не братишка, тебе много пить нельзя! Совсем соображать перестаёшь. Я тебе талдычу, талдычу, а ты даже слов не слышишь. Прёшься вслед за этой, — Гонда презрительно мотнул головой в сторону, продолжавшей рекламировать его достоинства, Глашки. — Прям как баран в стойло! — Мой друг сокрушённо покачал головой. — Прав Тимофей. И как ты до своих лет дожить умудрился! Просто чудо какое-то!
— Да что случилось то? — Меня затряс озноб, то ли от холодной воды, то ли от страшной догадки.
— То и случилось, — буркнул в ответ Гонда и, повернувшись к продолжавшей голосить бабе, зло процедил. — Да угомонись ты уже. Видишь, не вышло у вас ничего.
— Не вышло и не вышло, — неожиданно сразу успокоившись, передернула плечами, та. — А только зря ты вмешался. Ему всё рано до города не добраться. Не здесь, так в другом месте переймут. А я бы его напоследок приласкала! — Глашка окинула меня откровенно наглым взглядом. — Он симпатичный.