– Ну и что ты там натворил?
Данила подал ей ручку и попросил:
– Ты распишись, что видела.
Светлана поставила рядом с подписью завуча свою закорючку и снова подняла вопрошающие глаза на сына.
– Я, мамочка, ничего не натворил. Я только обратился к Елене Николаевне с небольшой просьбой, а она сначала спорила со мной, а потом нарисовала вот это безобразие. – Он тряхнул раскрытым дневником.
– И все-таки… – настаивала Светлана.
– Я думаю, что Елена Николаевна сама тебе все расскажет.
– И как ты думаешь, можно отцу показать твой дневник? Это был удар ниже пояса. В глазах Данилы промелькнул испуг – отца он побаивался. Но недрогнувшим голосом, в меру независимо, он ответил:
– Ну, если ты считаешь необходимым… – перекладывая всю возможную ответственность за такой явно, по его мнению, неразумный поступок на мать.
– А Ирина Алексеевна в курсе твоего общения с заведующей учебной частью школы? – Ирина Алексеевна была классным наставником Данилы, который уже втерся к ней в любимчики.
– Нет. Из беседы с ней я понял, что она не может выполнить мою просьбу. Это в компетенции… – Данила произнес это, недавно узнанное, слово с небольшой запинкой, – …только Елены Николаевны.
На этом сын закончил разговор, подхватил свой ранец и отправился в свою комнату выполнять домашние задания.
– Я надеюсь, тебя из школы не исключают?… – бросила ему вслед мать свой последний вопрос, на что получила крик из-за двери:
– Нет!…
На другой день Светлана вошла в кабинет завуча, оставив на всякий случай Данилу в коридоре. Елена Николаевна, невысокая стройная женщина в возрасте, приближающемся к среднему, с холодноватыми строгими глазами, точными движениями и железной выдержкой, не первый год работала в школе и хорошо знала этот причудливый, неповторимый мир. Ей приходилось разбирать немало запутанных, законспирированных ситуаций, участниками которых были дети разного возраста, темперамента, социального слоя, но сейчас она была в явном замешательстве. «Похоже, Данила и ее поставил в тупик», – подумала Светлана, представившись и увидев реакцию завуча на свою фамилию.
– Сын рассказал вам, почему я пригласила вас в школу? – поинтересовалась Елена Николаевна.
– Вы знаете, нет. Он сказал, что вы сами мне все расскажете.
– То есть вы хотите сказать, что он не рассказал вам о тех требованиях, которые он выставил к школе?… – удивилась Елена Николаевна. В то же время она с невольным уважением к восьмилетней малявке подумала: «Значит, он даже не попытался сделать из матери своего единомышленника». А у Светланы в голове промелькнуло: «Господи! Данила выставил какие-то требования к школе», – ведь для нее это было все равно что потребовать, ну, например, отставки президента России. Причем на полном серьезе, как все, что делал Данила.
– Так… – прервала молчание Елена Николаевна. – Ну вот, значит, так… Вчера после занятий ваш сын явился ко мне в кабинет и убедительно попросил уделить ему десять минут для серьезного разговора. Обратите внимание, уважаемая Светлана Васильевна… – Завуч незаметно заглянула в лежащую перед ней тетрадку, подсматривая имя и отчество посетительницы, а Светлана облегченно вздохнула – почтительное обращение оставляло надежду на то, что требования, выдвинутые Данилой, не были неисправимо наглыми. Завуч между тем продолжала: – …Я передаю сказанное вашим сыном почти дословно! Так вот в этом кабинете ваш сын предложил мне официально освободить его от изучения некоторых школьных предметов, включенных в программу обучения. Причем его обоснования этого требования!…
– Какие предметы? – перебила завуча Светлана.
– Что? – не сразу поняла Елена Николаевна. – Ах… Ну, во-первых, труд. Данила заявил, что уже владеет начатками столярного ремесла и способен починить дома небольшие поломки электроприборов. А лепить из пластилина слоников и всякое другое… «непотребство» он считает бездарной потерей времени! – Елена Николаевна возмущенно воззрела на родительницу, ожидая сочувствия.
– Вы знаете, он действительно много всякого строгает на даче. Они с отцом даже мебель делают. И электричество он дома чинит. Иногда… – неуклюже поправилась Светлана, увидев растерянность на лице завуча.
– Да?… – Елена Николаевна нервно потерла виски. – Затем он заявил, что не будет больше заниматься физкультурой. Он сказал, что с него достаточно плавания, которым он занимается уже пять лет, и фехтования… А он что, действительно фехтует? – вдруг заинтересованно наклонилась она к Светке.
– Да. У него два раза в неделю занятия в динамовской школе олимпийского резерва. А еще он танцами занимается… – вдруг неожиданно для себя добавила Светка.
– Вот как… – Завуч задумчиво склонила голову.
– Но почему он заявил, что не будет заниматься пением и родной литературой?… – вдруг возмущенно вспомнила она. – Он мне сказал, что то, что они сейчас проходят, он даже в детском саду не читал!… А Ирина Алексеевна его так хвалила, – добавила завуч.
– Да вы знаете, он сейчас «Капитанскую дочку» читает… – начала оправдываться Светка.
Глаза у Елены Николаевны широко раскрылись.
– Вот как… – несколько растерянно произнесла она.
– Да. Это он после «Крестоносцев» Сенкевича начал. Он говорит, что Пушкин гораздо сильнее… – неожиданно приврала Светлана.
– Ага… А я вот хотела бы у вас спросить, почему он мне сказал, что не хочет с будущего года изучать географию и историю. Он утверждает, что ему необходимо получить от школы глубокие знания математики, физики, химии, биологии. Остальное ему или совсем не понадобится, или он сам способен это узнать… Похоже, он уже сейчас знает, что ему понадобится во взрослой жизни…
– Давайте лучше у него спросим… – снова перебила завуча Светлана. Не дожидаясь согласия собеседницы, она бросилась к двери и втащила в кабинет Данилу.
– Вот, сын, – обратилась она к нему, – ответь при мне Елене Николаевне на несколько вопросов!