Но, как же не хочется всё-таки умирать…
Может, можно проснуться?…
Начать всё сначала?…
Он готов был отдать всё на свете, лишь бы только ещё один шанс, чтобы всё изменить…
От страшного грохота, ударившего по ушам Саша вздрогнул всем телом и в ожидании последующей за этим, обещанной смерти, сильно зажмурил глаза.
Он ждал…
Ожидание было невыносимым. Но почему-то, ничего не происходило.
Доза почувствовал сырость, и только теперь осознал, что сидит на стуле, с безнадёжно промокшими штанами. Он уставился вниз. Между ног, по брюкам, расползалось вширь, тёмное, мокрое пятно. В нос ударил запах мочи, но стыда от этого, он не испытывал.
Стрельников готов был на всё.
Пусть сейчас сюда явятся хозяева квартиры.
Пусть милиция, суд, тюрьма.
Что угодно, но, чтобы только, это всё оказалось дурацкой шуткой.
Он готов был на всё, ради жизни.
Жить!!!
Ему очень хотелось жить.
Страшный грохот раздался снова. Доза снова напрягся и задрожал, как в моменты знакомой и ненавистной ломки. Гулко стукнула дверь не запертой лоджии и, из окон ворвался порыв, обдающего тело прохладного ветра. Занавески и тюль надулись как паруса в штормовую погоду, и глаза ослепили разряды молний.
Следом с паузой, через несколько мгновений, окружающий мир задрожал от тяжёлых раскатов грома. Жестяные козырьки на подоконниках задрожали под ударами грузных стремительно падающих капель.
Брызги…
Дождь.
На дворе разгулялась гроза, окропляя растрескавшуюся от зноя землю, долгожданным июльским ливнем.
— Может ты, наконец, повернёшься, — раздался зловещий трубный глас из-за его спины. — Или ты разучился читать? Ну…. я жду.
— Кто вы? — спросил испуганным голосом Доза, не поворачивая головы. И вообще, для чего? Что всё это значит?
— Ты прекрасно всё понимаешь. Всё, что ты должен знать, ты уже прочитал, — ответил голос, впечатывая каждое слово утробным эхом в пространство комнаты.
У Александра складывалось впечатление, что эти слова произносятся не одним человеком, а хором тысяч зловещих голосов.
— У меня не так много времени. Моя вечность ещё впереди, а пока, за неё ещё предстоит побороться, — голос перетёк из спокойного, в повышенный угрожающий, командный тон. — Повернись и прими свою смерть как герой. Ты же сам хотел быть героем. Так умри же с честью и не веди себя как трусливая мразь.
Стрельников не нашёл ничего, чтобы ответить, и судорожно схватившись онемевшими пальцами за сиденье стула, сжался сильно зажмурившись, в напряжённый комок. По его щекам текли слёзы, а из сдавленного нервными спазмами горла, вот-вот собирались вырваться истерические рыдания.
— Как ты смеешь не повиноваться мне? — рявкнул, сотрясая комнату, грозный хор.
Доза почувствовал, как чудовищный ледяной вихрь, подхватил его как букашку и, закручивая штопором в полёте, со всего размаху ударил об стену комнаты. Удар пришёлся спиной, плашмя, отдаваясь гулким эхом в гудящей голове. Дыханье оборвалось и осталось запертым в спазматически сократившихся лёгких.
Шура съехал на пол и как рыба с выпученными глазами, пытался глотать живительный кислород.
— Встать! — услышал он трубный призыв.
Напрягая зрение, Доза пытался разглядеть в темной комнате, сквозь матовый свет, исходящий от монитора, обладателя этой дьявольской силы.
В самом тёмном дальнем углу, с размываемыми очертаниями в кромешной мгле, стояла огромная зловещая фигура. Она была закутана в чёрный саван, целиком, покрывающий её с головой. Лица не было видно. В этом темном провале пол капюшоном сверкали хищным блеском глаза. Они внушали панический ужас, пробирающий тело от основания, до костного мозга. Сказать, что Дозе было очень страшно, означало бы, не сказать ничего. Он дрожал всем телом и бился в конвульсиях, не в силах унять эту истерическую лихорадку.
Бежать к двери было бесполезно. Фигура стояла именно рядом с ней. Оставался последний, не самый лучший выход, это дверь на лоджию. Уж лучше так, чем извиваться здесь на полу, под страшными пытками этого взгляда.
И он решился. Оттолкнувшись от пола, всеми четырьмя конечностями, Доза с невиданной прытью метнулся и вылетел на лоджию, больно рассадив плечо о дверной косяк.
На улице бушевала гроза. Нити ярких электрических разрядов от молний, пробегали вереницами над городом. Раскаты грома шарахали канонадой. Ливень обрушился с неба сплошной стеной, устремляя потоки безудержной влаги, словно невидимая авиация, поливала его тотальной бомбардировкой. Небо прорвало. И от этого буйства, не на шутку разгулявшейся стихии, на душе у Стрельникова было ещё страшнее. Это выглядело, как будто сама природа, подписала ему приговор в эту жуткую ночь.