Выбрать главу

Драстэн сдвинул брови.

— Странно сказано, хотя в благородстве лорда мага я не сомневаюсь. Однако неужто вы не печетесь более о силе его десницы, нежели о его благородстве?

— Нет, ваше величество, — сверкнув глазами, резко проговорила Химена, но тут же, взяв себя в руки, улыбнулась. — Силы душевные — превыше всего, а за ними следует сила разума.

— Вы говорите так, как сказал бы священник, — с отвращением процедил сквозь зубы Гагерис.

— Была бы польщена, если бы это было воистину так, ибо я — истинная христианка, — обернулась к принцу Химена. — А вы разве нет, ваше высочество?

— Да-да, конечно, и я тоже, — поспешил ответить принц, явно задетый за живое. — Не все ли мы христиане?

— Все-то все, да только некоторые поболее других, — мрачно взглянул на брата Брион.

— А некоторые не корчат из себя святош, — брызнул слюной Гагерис.

— А у меня почему-то никто не спрашивает, хожу ли я в церковь, — плаксиво проговорил Джон.

— Позвольте с почтением заметить, ваше высочество, что, на мой взгляд, разговор идет не о посещении церкви, — пояснил принцу Мэт.

Алисанда отчаянно попыталась повернуть беседу в более безопасное русло.

— Однако, леди Мэнтрелл, телесная сила также что-то значит!

— Вот речь истинного воина! — с жаром вскричал Драстэн, а Петронилла одарила его желчным взором.

— Безусловно, ваше величество, крепкое тело значит много, — улыбнулась невестке Химена. — И мой Мэтью всегда был здоров, но у него поприбавилось мышц с тех пор, как он попал сюда. Наверное, ему полезен здешний климат.

Алисанда улыбнулась и едва заметно покраснела. Она поняла, что свекровь имела в виду не только погоду, но и климат эмоциональный.

— Но ведь вы рыцарь, лорд маг, — нахмурился Брион. — Наверняка вы обучались боевым искусствам?

До сих пор Розамунда не проронила ни словечка, но тут она обрушилась на Бриона:

— Неужто больше вам и поговорить не о чем, как только о мечах да палицах? Как будто больше и нет ничего на свете!

Брион залился румянцем и смущенно отозвался:

— Еще есть лютня.

— Верно, самые совершенные из рыцарей всегда владеют стихом не хуже, чем клинком, — пришел на выручку Бриону Мэт. — Я обучался боевым искусствам с тех пор, как поселился в Меровенсе, ваше высочество, однако не стану спорить с тем, что истинный рыцарь закаляет не только тело, но и чувства. Себя я, правда, считаю поэтом посредственным. В стихах вы меня превосходите.

Брион снова покраснел, но на это раз — от удовольствия.

— Ну что вы, милорд! Вы намного искушеннее меня!

Мэт рассмеялся:

— Что такое опыт без таланта, ваше высочество? Ничто! Я знаю наизусть множество прекрасных стихотворений, но что касается сочинительства — быть может, я в нем и искусен, но лишен поэтического дара.

Брион резко оживился. Склонившись к столу, он сказал:

— Мне непременно следует услыхать те стихи, которые вы почитаете прекрасными.

— Если так, то тебе стоит провести время с глазу на глаз с лордом магом, — проворчал Драстэн. — Некоторые из нас обойдутся и без стишков.

— А некоторые — и без много чего еще! — фыркнула Петронилла и одарила мужа очередным злобным взглядом.

— А вот я бы мог стишки сочинять, — плаксиво протянул Джон, — только меня почему-то никто не просит.

— В мире есть вещи поважнее стишков, сударыня, — ледяным тоном заявил Драстэн, — и вы бы это поняли, если бы когда-нибудь занялись чем-либо еще, кроме слушания трубадуров!

— Я управляю Пиктой и неплохо с этим справляюсь, благодарю вас! — огрызнулась Петронилла.

— А вот и нет! — с циничной улыбкой возразил Драстэн. — Ты заставляешь Бриона делать это за тебя.

— Мои дети — не на побегушках у меня, — буркнула Петронилла. — Брион свободен и ездит, куда пожелает!

— Как и подобает принцу, — поддакнул жене Драстэн. Пожалуй, впервые за весь вечер он выразил хоть в чем-то согласие с женой.

— Да, вот только Бриону не надо вступать в брак для того, чтобы обрести то, что он потерял в бою.

Драстэн покраснел. Мэт решил, что намек королевы скорее всего относится к тому, как король Бретанглии предложил руку и сердце Петронилле сразу после того, как попытался покорить Эрин (ту страну, что на родине Мэта звалась Ирландией), но потерпел провал.

— Ни один принц, — буркнул король, — не станет вступать в брак без любви. Вот, наверное, почему Брион так много странствует!

— Уж это точно, шляется где попало, — подключился к разговору Гагерис. — По мне, так лучше за делами государства следить, чем мотаться по всем турнирам да войнам.

— Само собой, ты предпочитаешь посиживать дома, потому что боишься боли от пустячной раны! — бросил оскорбленный Брион. — Тебя даже шум боя пугает!

— А тебе, братец, следовало бы побояться ножа, вколотого под ребра, — с угрозой в голосе отозвался Гагерис.

— Вот они всегда так, — пожаловался Мэту Джон. — Вечно портят аппетит. И обед не в радость.

— Понимаю вас, ваше высочество, — тактично ответил Мэт. Сам он устал немыслимо.

— Нож под ребра, говоришь? — по волчьи оскалился Брион. — И кто же, интересно, осмелится его вонзить?

— Да кто угодно, — процедил сквозь зубы Гагерис. — Быть может, ты уже выгравировал где-нибудь имя своей зазнобы, как подобает благородному рыцарю, братец мой, быть может, народ любит тебя за песни, которыми ты снабжаешь трубадуров, дабы они распевали их про тебя, но всякий, кто знаком с тобой не понаслышке, не найдет в тебе ничего, достойного любви!

— Сказано крепко, да только это как раз про тебя. И я тут ни при чем, — возразил Брион. — Что до тебя, так тебя не за что полюбить даже твоей невесте!

Розамунда в тревоге взглянула на Бриона, перевела взгляд на Гагериса.

Гагерис по-акульи ухмыльнулся ей, смерил ее взглядом с ног до головы, задержав его на некоторых подробностях фигуры, скрытых просторным платьем.

— А ей и не надо меня любить, братец. Вся любовь, какая нужна, — это по моей части.

— Никакая не нужна! — рявкнул Драстэн. — Дождись, пока тебя обвенчают, а потом будешь такие разговоры вести, мальчишка!

— Что такое? — незамедлительно встряла Петронилла. — Разве он не имеет права так говорить? Или вас, сударь, задевает всякое замечание по адресу хорошенькой молоденькой особы?

— А разве вы не призваны заботиться о том, чтобы оберегать это нежное дитя, которое вы взрастили как собственную дочь? — прищурился Драстэн.

— Интересно, как это я могу ее оберегать, если рядом вы, сударь?

Розамунда с упреком обратилась к Бриону:

— Вот видите, что вы наделали! Теперь из-за вас они никогда не успокоятся!

Брион сдвинул брови и негромко отвечал:

— Они все равно бы грызлись, не важно, сказал бы я, что сказал, или промолчал бы. Разве это я отослал тебя из родного дома, чтобы тобой помыкали, как пешкой при игре в шахматы?

Розамунда вздрогнула, будто ее ударили по щеке.

— Какой отец, какая мать не мечтают, чтобы их дочь стала королевой?

— Твоему отцу следовало бы из предосторожности для начала взглянуть на жениха.

— Не говори дурно о покойном, — проворчал Драстэн.

— А я не о покойном дурно говорю, — огрызнулся Брион и, прищурившись, воззрился на старшего брата. — Даже тогда, когда Гагерису было двенадцать, никто не признал бы в нем истинного рыцаря!

— О, для тебя выше рыцарства ничего нет, верно? — оскалился Гагерис. — Тебе плевать на правосудие, на процветание народа, на хорошее управление собственной провинцией!

— Народ в Йоркшире живет счастливо, братец, вполне богато и безопасно!

— Да, потому что тебе повезло и ты сыскал превосходного сенешаля! — с завистью воскликнул Гагерис.

— В то время, как ты и не подумал подыскать такого же для себя, принц Уэльский, и потому валлийцы прозябают в нищете!

— О, хватит, хватит! — вскричала Розамунда, зажала уши ладонями и сердито посмотрела на Бриона. — Неужто вы не можете выказать хоть каплю почтения вашему будущему сюзерену? Так ли вы будете пенять ему, когда он станет вашим королем?