Пелена с глаз спала, и я встряхнул головой. Распластанная волчица тихо стонала подо мной, из глаз катились крупные слезинки, а её глаза выражали только боль и страдания.
- Я сделал тебе больно?
- Урод, скотина, гад.... Я умоляла тебя остановиться, дать мне хоть возможность просто перевести дух и немного отдохнуть, но ты ничего не слышал и ни как не реагировал ни на мои слова ни на то, что я тебя била, царапала и даже кусала. Семь раз, слышишь ты, зверь, семь раз без перерыва ты кончил в меня, по крайней мере, именно столько раз тебя била крупная дрожь и судороги, ты стонал, и на несколько мгновений останавливался, а потом опять начинались мои мучения. Посмотри, что ты сделал со мной, я вся липкая, гадкая и у меня всё внутри болит. Я не могу даже пошевелиться без боли...
С раскаянием я провёл ладонью по её животу вниз, по направлению к тёмному мыску и чуть слышно произнёс до этого неизвестные мне слова, которые сплелись в заклятие. Оника внезапно замолчала,- Ты что сделал со мной? - она прислушалась к себе,- Боль прошла, внутри стало щекотно. Алекс, ты что опять сделал меня девушкой?
- Честное слово, я не знаю как это получилось, просто на ум пришли слова из прочитанных мною вечером книг и я вернул тебя к тому состоянию, когда мы только легли на топчан.
- А ну вставай дикарь,- и она больно пнула меня, сбрасывая на пол. - Ты посмотри что ты сделал с тюфяком, его теперь придётся выбросить,- она тоже встала с топчана, резким движением сдёрнула простыню и показала мне то, в чем она лежала.
- Но это не мог сделать только я. Ты тоже приложила к этому своё старание, наверняка и твоя жидкость здесь есть.
- Не оправдывайся, бери меня на руки и неси в моечную, я ещё с вечера нагрела воды, словно заранее знала, чем всё это кончится. Не одевайся, мы пойдём боковым коридором, а там никого нет.
На первом этаже, в моечной, она спрыгнула с моих рук, нашла кресало и зажгла сначала свечу, а потом и светильник. С каким же наслаждением она плескалась в бочке и требовала, что бы я тёр её аккуратнее и не лез своими хамскими руками туда, куда меня не просят...
Освежившись и приведя себя в порядок мы вернулись в комнату, где Оника скинула тюфак на пол, из шкафа достала другой и постелила новую простыню. - А теперь слушай меня внимательно Барс, по твоим похотливым огонькам в глазах я вижу, что ты не остановишься, так вот, если ты мне сделаешь больно, клянусь богами гор, я отрежу твой отросток. Так что люби меня осторожно и нежно. И действительно, в этот раз становясь женщиной она только один раз негромко вскрикнула, правда перед этим вся сжалась в комок, а когда я вошёл в неё, тихо прошептала: - Ведь можешь, когда захочешь....
Я видел, что ей очень страшно и она боится, что боль вернётся, но я сдерживал себя и она наслаждалась близостью, постепенно всё распаляясь и распаляясь. И вот уже она требует что бы я делал все резче и сильнее, входил глубже и не спал.... Я перестал себя сдерживать и вновь пелена застлала мои глаза и я потерял контроль над собой.... В этот раз волчица гладила мои волосы и тихо благодарила за то счастье, что я подарил ей.
- Тебе было не больно?
- В этот раз нет, да и ты сделал это всего три раза, так что я выдержала... и мне понравилось. За окном уже серело, а это означало, что уже позднее утро и нам пора вставать. Я, конечно, мог позволить себе ещё поваляться, ну а Онике предстояло готовить сначала завтрак, потом обед, прибираться по дому, так что из чувства солидарности я встал вместе с ней, а что бы я не путался под ногами, меня отправили таскать воду из колодца в моечную.
Завтракали мы молча, Гарон смотрел на смущённое и счастливое лицо дочери и улыбался в усы. После завтрака он оседлал коня и предупредил, что уезжает на два дня в деревню за городом, так как там нет своего кузнеца, а работы накопилось очень много, и обещал вернуться к обеду третьего дня. Оника буквально расцвела от этого известия и смущённо призналась мне, что очень рада остаться в доме со мной наедине.
Эти два дня мы провели словно в любовном угаре, отвлекаясь только по необходимости и практически не покидали нашу спальню. Мы даже отказались от завтрака и ужина, ещё раз, по просьбе волчицы, я возвращал её девичью честь, и все повторялось заново. Утром третьего дня Оника огорошила меня просьбой: - Алекс, я хочу, что бы ты уехал до того, как вернётся отец.
- Этому есть какая-то причина?
- Да, я боюсь, что отец, желая мне счастья, отправит меня с тобой, а я поклялась памятью матери и сестры, что не оставлю его.