Ну что ж, батюшка — он из духовного сословия, ему положено…
— Не люблю попов, — на ходу процедила сквозь зубы Княгиня.
— А кто ж из наших ихнего брата любит? — ухмылка разодрала твои промерзшие губы. — Что, небось, и к уряднику тоже на шею не кинешься?!
Она остановилась.
Обернулась.
— А ведь прав ты, Бритый, — бросила вполголоса, назвав по кличке, что делала редко. — Злобы во мне накопилось. Я и раньше была — не подарок, а после каторги… Того и гляди — ядом плеваться начну!
Помолчала.
— Да сама, аспид глупый, от того яда и подохну, — добавила чуть слышно.
Ты ничего не сказал.
Дверь открыл парнишка лет четырнадцати, в чистой белой рубахе и портках черного сукна.
Прямые волосы разделял аккуратный пробор; ровно посередине.
— День добрый! Господин урядник у вас гостит? — упредив вопросы, поздоровалась-спросила Княгиня.
— Истинная правда, у нас. С батюшкой моим обедать изволят. А вы кто будете?
— Скажи господину уряднику: ссыльные, которым он велел явиться, пришли. Отмечаться.
Еще некоторое время пришлось разглядывать захлопнувшуюся перед носом дверь, переминаясь с ноги на ногу и прихлопывая в ладоши — морозец давал себя знать. Зима уж на исходе, вот и лютует напоследок.
— Заходите. Господин урядник вас примет. Вот только веничком снег с обувки обтрусите…
Надо же: господин урядник вас примет! Ровно товарищ министра или глава Е. И. В. Собственной Канцелярии! Чем мельче бугор, тем больше гонору, дело известное. Ну и пусть выкобенивается — его право, не наше.
— Желаем здравствовать, ваше благолепие! желаем здравствовать, ваша строгость!
Как заведено, первым поздоровались с лицом духовным. Да будь у попа в гостях хоть обер-полицмейстер или полный генерал — все равно с батюшкой первым здороваться, уважение выказывать. Вот ведь устроились, жеребячья порода! Впрочем, любому добропорядочному обывателю на это плевать. Это им, ссыльным, волей-неволей все до буквы соблюдать приходится, чтобы забот не огрести.
Да, и на божницу перекреститься, это правильно!
— А-а, явились! — от стола обернулся к вошедшим урядник; и лихо подкрутил обвисший было прокуренный ус. Было видно: ихняя строгость зело пьян — но не до беспамятства покамест, говорить сможет.
Восседавший во главе стола дородный батюшка выглядел куда трезвее — как-никак, в единоборстве с «зеленым змием» отец духовный привык выходить победителем. Рубаха на груди расстегнута, и из-под окладистой, как и положено всякому уважающему себя попу, бородищи, поблескивал изрядных размеров наперсный крест. А вот кудри поповские были щегольски собраны на затылке в новомодный «жгут».
«Впрочем, — подумалось невпопад, — это когда в острог сажали, такое в диковинку было; а сейчас даже до этой глухомани докатилось…»
— Заходите, рабы Божьи, заходите, просим к столу, — прогудел батюшка, не побрезговал. — Вы ж теперь аки дети малые, безгрешные — почитай, заново на свет народились. Твоя строгость, вонми гласу моления моего: за такое и выпить не грех, за жизнь новую!
— Знаю я таких, козлищ безгрешных, — проворчал урядник, однако проворчал не зло, скорее для порядку. — Эй, Егорша! — обратился он к застывшему в дверях поповичу. — Принеси-ка мою планшетку с бумагами: прибытие отметить надо.
— Во здравие и отметим! — хохотнул поп, наливая водку еще в два чайных стакана, немедленно извлеченных… прямо из воздусей, что ли?
Силен, батя…
Водка была прозрачней младенческой слезы. Небось, казенного завода, красноголовая, матушка, не Филатова сивуха!
Двое скинули котомки и армяки в угол; подсели к столу.
— Ну што ж, дети мои: во искупление, да за жизнь новую, правильную! Аминь! — провозгласил батюшка и лихо опрокинул стакан, как показалось, прямо в глотку.
Водка действительно оказалась хороша. Сразу заметно потеплело.
— Закусывайте, господа раскаявшиеся, — подначил урядник. — Дармовой харч брюха не пучит…
Закусить и впрямь было чем: соленые груздочки, черная колбаса кольцами, моченая брусника, налимья печенка, поджаристый, еще горячий, подовой хлеб…
— Премного благодарствуем! — даже Княгиня, похоже, чуть смягчилась в своей нелюбви к «жеребячьей породе».
— Реку в строгости: што, не станете более богопротивным промыслом колдовским заниматься? — осведомился хозяин дома, смачно хрустя горстью квашеной капусты.