Выбрать главу

— Да! — Обрадовалась бабуля. — Но как же, как я за двадцать дней угадаю, что у кого-то будет насморк?

— Угадать — дело нехитрое, хороший нос выпивку за две недели чует, а лекарство, тем более!

Костью чую

Инесса наколола палец, гоню ее к врачу. День, другой. Гоним ее вместе с Лешой.

— Если завтра само не пройдет, поковыляю, — клянется Инесса.

Не зажило. Дошло до хирургии. Могли бы вообще к чертовой матери отчикать. Когда выскоблили кость, наложили швы, призналась:

— Я теперь тебя всерьез воспринимаю. А то все шутишь и шутишь.

А я и пошутил-то всего раз. По поводу крема. Для какой крем кожи? А для такой кожи, что ни кожи, ни рожи. На свой счет приняла. Сама, между прочим, тоже не без черта. Вьетнамский бальзам "Звездочка", которым виски и пятки натирают от простуды, внутрь с кипятком принимает. Что ты творишь, Инна? Сам попробуй, за два часа горло как шелковое!

— Кстати, дорогая! Не обижайся, но у тебя на телевизоре каменюка лежит полпуда весом. Понятно, что аметисты в нем красоты коллекционной, но убери ты эту вулканическую бомбу от греха подальше!

— Эх, садовая твоя голова! Раньше-то куда смотрел! Какая-то холера задела, теперь у меня кинескоп треснул. Может быть, землетрясенье. Без телевизора теперь насидишься. Сильны вы, мужики, задним умом! Нет, чтобы наорать, да по заду шлепнуть, а то молчит себе в тряпочку, ждет, когда слабая беззащитная баба попадет в беду! Лишь бы в постель затащить, а там хоть трава не расти! — Да как звезданет мне в лицо своим красивым, надушенным кулачком!

Не то, чтобы очень больно, но что же теперь жене скажу по поводу фингала?

Новое чувство

— Давайте, пойдем в аптеку, я скорчусь и упаду, вы попросите валидол. А его нет! Вот фельетон и накатаете. Сразу валидол найдется. А лучше в обком пойдем, посмотрим, что они там курят. Сигарет в городе днем с огнем не сыщешь, а они, небось, болгарские смолят! Партократы, иху мать! В ногу с эпохою!

Так говорил один ошалевший от свободы магаданец молодой журналистке за год до крушения КПСС. Теперь нет ни партократов, ни их жалких привилегий. А сильные мира сего ездят в бронированных машинах, строят дачи во Флоридах, и никто им не закатывает падучую.

Не кричат в мегафон на углу возле универмага "Восход", не стоят с плакатом на груди и спине, не грозят облиться бензином и сгореть на виду толпы и прессы. А чувство локтя приобрело своеобразие и остроту, поскольку это чувство искусанного от упущенных возможностей локтя.

Спор

— Объявляю голодовку, — сказал я директору.

— Напугали! Я объявляю ответную голодовку!

— А я предупредительную забастовку на час.

— Хоть на два, — невозмутимо парировал директор. — Тем временем мы в вашем кабинете тараканов потравим. Когда в тот раз травили, вы отсутствовали. Очень кстати. Кажется, митинг проводили?

— Нет, собирали средства в фонд социальных пророчеств.

— Кстати, вы не могли бы объяснить, что это значит?

— Вам этого не понять.

— А вы попытайтесь.

— Не надо на меня давить. За критику, что ли преследуете?

— Докажите, иначе я на вас подам в суд за клевету.

— А я на вас пожалуюсь неформалам.

— А я на вас в зону бандитам.

После дальнейшего получасового бессловесного рычания мы успокоились. А назавтра я шел на работу с плакатом о том, что начальник нарушает права человека в нашем учреждении.

Глядь, а он навстречу вышагивает. Тоже плакат на груди. И что бы вы думали, там написано? Впрочем, это неважно. Время такое, что не ему, а мне верят. Демократия называется.

Голодать подано!

Если уж так популярны теперь политические голодовки, как раньше торжественные обеды, давайте придадим им цивилизованный вид!

Давно пора открыть политическое кафе "Долой", где за умеренную плату на первое, второе и третье подавали бы безупречной чистоты сияющие пустотой тарелки и стаканы, ложки, вилки и ножи.

Кстати, кухарки данного кафе, не обремененные приготовлением разносолов, вполне могут ввести в меню своей деятельности управление государством. Партия любителей пива вполне может открыть пивную при этом кафе и коллективно любить жизнь без единой капли алкоголя в блоке с партиями некурящих и не нюхающих клей.

Тесто протеста

Мерзнете в пикетах, дрожите, дрожжи продаете. А стоит ли оно того? Ведь перемелется, мука будет. Станем тогда смеяться, вспоминая, сколько воды утекло! А взять ту муку, те дрожжи и ту воду, да замешать тесто — на тот пирог, который мы все делим, делим, как шкуру неубитого медведя!

И никаких голодовок протеста! А лишь всеобщая обжираловка протеста! Наметаемся, к примеру, пирога с борщом. Красной икры — до посинения и синих баклажан до кабачковой желтизны. Пельменей кастрюлю и сковороду грибов с креном на любовь и хреном.

И все меню сверху вниз, ничего не пропуская, ни единой запятой, до подписи директора — с ним на брудершафт до свинячьего визга, до свиста рака на горе, который к пиву, в суп ему крапиву!

Как говорится, водкой рашен ошарашен, по усам бежало, хвостиком махнуло. Где — у тебя на бороде. Сам с усами, не садись не в свои сани!

А коль мексиканская текила, то ее полкила. Виски залей по самые виски.

Только кони пьют коньяк, только мыши пьют мышьяк. А як? Он как баран пьет горилку с гориллой, оранго-путаной, путанкой, которая хоть под кого, хоть под танки.

Отныне дружное и решительное "Нет!" политической и экономической борьбе. И физической и химической, географической, греко-римской и ушу, за желудок укушу. На первый план выдвигается чисто пищевая борьба, язви ее в душу и 12-перстную кишку, хоть она семи пядей во лбу! Не все такое выдержат. Поэтому нужен предварительный тест, из того ли ты теста сделан. Может быть, избыток муки или мУки, нервных дрожжей или хроническая недостаточность того-этого, пятодесятого, все учесть, дабы не терять честь. А кто-то сдобный, кто-то неудобный, кто-то сладкий, и его заклюют, а кто-то кислый — заплюют. У кого-то недостаток клейковины, и он нюхает клей "Момент" — чтобы удержать распадающиеся лозунги?

На другой день проводим всеобщую акцию второй степени — принятие рассола и аспирина внутрь. Для усиления действия в уши капаем скрипичный концерт лаврового Листа.

А далее ударный воскресник протеста с пикничком протеста. Пикничковая терапия. Спартакиада протеста с кроссом по Золотому кольцу, меся тесто земли, голосуя ногами, не поминая всуе истины стены. Надо чтобы в словах было тесто, а в мыслях начинка. А поверх слов — горячая потная лысина под спортивной шапочкой. Будем жить, назло врагам и на радость друзьям. Побольше теста, чтобы была невеста, вся в белом, слегка не в себе и в слезах. А далее дети протеста и внуки протеста. И вовсе это не пир во время чумы. Какая это чума — это болезнь роста!

Банка краски

Вообще-то я считал себя весьма смелым и независимым журналистом. Но этого при перемене системы ценностей нетерпеливым демократам хватило лишь на то, чтобы зачислить меня в красно-коричневые. Публично, на всю область заявил об этом их редактор. В день, когда стреляли по парламенту.

Спустя три года на журналистском собрании он с удивлением спросил: что мы так друг друга делили по цветам. Я возразил ему: ты делил, а я всегда говорил о корпоративной солидарности. Не я выдумал термин четвертая власть, она скорее четвероногая: так и норовит всех облаять и укусить. Но не друг друга же! Тем более мазать краской.

Может быть, он был последний, кто это понял. И на этом закончился некий этап. Наибольшее мое удивление вызвал первый случай переоценки ценностей легкими на подъем демократами, год спустя после расстрела нашего Белого дома. По редакции разнеслось, что этажом выше коммерсанты продают очень хороший стиральный порошок "Лоск", изготовляемый нашими химиками по западной лицензии, получше "Тайда". Поднялся, нашел комнату с вывеской "Квик", заглянул.