– Ему тоже тяжело! Он ведь знает, что его подруга мечтала участвовать в Олимпиаде. И конечно, не хочет, чтобы по его вине она отказалась от этой мечты! То ли храбрится, то ли держится из последних сил – в общем, он себя тоже перебарывает.
– Вот это меня и бесит. Упивается своей борьбой.
– Думаешь?
– Точно! Видно же! Весь такой из себя трагический персонаж!
– Ну а писать-то что будем? – спросил Сёта, разворачивая листок.
– Так и напиши: мол, первым делом надо мужика образумить. Пусть откровенно ему все выскажет. Чтоб не связывал любимую каким-то там спортом. Скажи, что Олимпиада – это как школьные «Веселые старты», и не стоит так за них цепляться.
Сёта, не выпуская ручку, нахмурил брови.
– Вряд ли она сможет ему это сказать.
– Сможет, не сможет – должна!
– Не болтай ерунду! Если бы она могла, она бы не писала сюда.
Ацуя запустил пальцы обеих рук в волосы.
– Тьфу ты, не было хлопот!
– А может, пусть за нее кто-нибудь скажет? – проронил Кохэй.
– И кто же за нее скажет? – спросил Сёта. – Они никому не сообщали про его болезнь.
– Да, я знаю, но ведь нельзя даже от родителей такое скрывать! А вот расскажут – и тогда все поймут, как она мучается.
– Точно! – Ацуя щелкнул пальцами. – Хоть ее родителям, хоть его – надо рассказать им про рак. Тогда никто не будет заставлять ее стремиться на эту Олимпиаду. Сёта, так и пиши!
– Ладно!
Сёта опустил ручку на бумагу.
Получилось вот что:
«Ваши колебания понятны. Однако все-таки поверьте мне. Можете считать, что вас обманули, но сделайте, как вам говорят.
Честно говоря, я думаю, что ваш любимый неправ.
Это ведь просто спорт. Олимпийские игры – просто большие “Веселые старты”. Глупо ради этого напрасно тратить то немногое оставшееся вам двоим время. Заставьте его это понять.
Если бы это было возможно, я бы сам сказал ему это вместо вас. Но так не получится.
Поэтому попросите своих или его родителей. Если вы расскажете о его болезни, все согласятся вам помочь.
Решайтесь! Забудьте про Олимпиаду. Я плохого не посоветую. Сделайте так. Потом будете рады, что послушались совета.
Лавка Намия».
Сёта сходил бросить письмо в ящик.
– Мы были очень настойчивы – на этот раз должно сработать.
– Кохэй! – крикнул Ацуя в сторону входа. – Есть письмо?
– Пока нет, – донесся голос Кохэя из лавки.
– Нет? Странно. – Сёта покачал головой. – Раньше сразу приходило. Может, плохо закрыли дверь черного хода?
Он встал, видимо собираясь проверить, но тут из лавки донеслось:
– Есть!
С письмом в руке вошел Кохэй.
«Извините, что пишу с задержкой. Это Лунный Заяц. Вы ответили мне, а я целый месяц молчала, прошу меня извинить.
Пока я уговаривала себя сесть за письмо, начались сборы.
Но это, наверное, просто отговорка. На самом деле я просто не знала, что вам ответить.
Вы говорите, что он неправ, и я, прочитав это, немного удивилась. Уважительно подумала: надо же, есть люди, которые даже неизлечимо больному могут сказать все начистоту.
Просто спорт, просто Олимпиада… да, наверное, так оно и есть. Нет, наверняка именно так. Возможно, мы зря мучаем друг друга.
Но я не могу повторить ему ваши слова. Догадываюсь, как эту ситуацию видят другие, но мы оба понимаем, что значит полностью выкладываться на соревнованиях.
А вот про болезнь, конечно, надо сообщить и его, и моим родителям. Но не сейчас. Видите ли, его младшая сестра только что родила, это такая радость. Он хочет позволить родным еще немного почувствовать себя счастливыми. Я прекрасно его понимаю.
Я несколько раз звонила ему со сборов, рассказывала, как много сил вкладываю в тренировки. Он был очень рад это слышать. И мне не кажется, что он притворяется.
Неужели нет другого выхода, кроме как забыть про Олимпиаду? Бросить тренировки, сосредоточиться на уходе за любимым? Пойдет ли это ему на пользу?
Чем больше я думаю, тем больше колеблюсь.
Лунный Заяц».
Ацуе захотелось заорать во весь голос. Читая письмо, он чувствовал, как внутри нарастает раздражение.
– Да что она делает, кретинка! Говоришь ей – бросай, а она опять на свои сборы. А вдруг мужик умрет за это время?
– Она же не могла ему в лицо сказать, что пропустит поездку, – мягко произнес Кохэй.
– Главное, что в конце концов все будет зря. Нет, ну надо же: «чем больше думаю, тем больше колеблюсь». Ей же все объяснили, почему она не слушает?