Трофео уже несколько раз бросал на меня беспокойно-вопрошающий взгляд, но я так и не решилась рассказать ему, чем закончился аукцион. Нарезая цветную капусту, я не раз набирала в легкие воздух и открывала рот, но не сумела выдавить из себя ни слова. В сущности, мне кажется, он все понял и так – кто, как не он, разбирается в молчании. Теперь и я понимаю, каково это, когда кончаются слова: ты будто смотришь телевизор с выключенным звуком, лишаешься одного из измерений.
Чего я меньше всего сейчас хочу, так это его разочаровать. Я думаю, что он этого не вынесет – и я тоже. Если ко мне слова еще могут вернуться – у меня, по крайней мере, еще теплится надежда на это, – то к нему они не вернутся никогда, и мы оба это знаем. Вот почему его «молодец» имело для меня такое значение. Я тысячу раз прокручивала его заново в своей голове. Представляла то удовлетворение, ту гордость, то воодушевление, которые в тот момент испытал он, должно быть, благодаря нашей дружбе – будто он собирался выкупить этот магазин вместе с нами, будто он все это время болел за меня, хоть я этого и не замечала. Молодец. Если бы мне предложили оставить себе от всей этой истории только одно воспоминание, чувство или эмоцию, я бы не задумываясь выбрала его «молодец».
Я выкладываю в новую миску Пеле остатки пасты с песто, когда у меня вдруг звонит телефон. Я быстро вытираю руки тряпочкой, найденной на кухонной столешнице, и смотрю, кто звонит. Беатриче. Прошло уже два дня, а мы до сих пор не разговаривали. Я все думала, взвешивала, прикидывала, передумывала… Мне бы и хотелось с ней это обсудить, но я чувствовала, что с Беатриче я тоже растеряла бы все слова.
Но сейчас я у Трофео. Со мной не может произойти ничего ужасного. Даже если у нее плохие новости, даже если она хочет сообщить мне, что больше не хочет запускать проект, который нам предложила, то, повесив трубку, я не останусь одна. Беатриче уже не в первый раз мне звонит, но только теперь я решаюсь ответить.
– А я уже собралась обзванивать больницы.
– Прости, мне нужно было время, чтобы все переварить… Мне нужно…
– Перебью, пока у тебя несварение не началось: планы, так сказать, меняются. Или лучше назовем это внезапным поворотом событий? Да, так определенно звучит лучше!
Мое сердце начинает ускоряться. Внезапные повороты событий все равно что катастрофы: к ним нужно быть готовыми, а я, честно говоря, не готова совершенно. Чтобы как-то собраться, я оглядываюсь на Трофео. Он отвернулся от телевизора и теперь с сопричастным видом смотрит на меня.
– Что случилось? – наконец спрашиваю я у Беатриче.
– Спасибо, что спросила.
Я уверяю себя, что у нее хорошие новости, но стараюсь не показывать эмоций, чтобы не ввести ненароком в заблуждение Трофео, который пытается понять, что происходит, по выражению моего лица.
– Присцилла провела небольшое расследование, – продолжает Беатриче, – и обнаружилось, что на нашем любезном соседе – как мы знаем, честнейшей души человеке – висит непогашенная судимость, а еще против него возбуждено дело за просрочку оплаты кредита. Так что его предложение считается недействительным.
– Недействительным? – лепечу я, не веря своим ушам.
Трофео хмурится, силясь хоть что-то понять.
Помогу ему.
– Значит, магазин теперь… наш? – произношу я, а по рукам пробегают мурашки.
– Именно! – кричит Беатриче, чувствуя, что может теперь наконец выразить всю свою радость. Она шмыгает носом. – Папа извинился, взял свои слова обратно. Но я ему объяснила, что хочу заниматься тем, о чем тебе рассказала, – нашим проектом. И знаешь, что он ответил?
– Что же?
– Что он это заслужил…
Меня вдруг пробирает смех, я хохочу до колик, смеюсь и плачу одновременно – от эмоций, от счастья, от облегчения. Мой друг Трофео достает из клетки Пеле и сажает его себе на колени, а затем разворачивается в кресле ко мне, чтобы насладиться этим зрелищем.
– Значит, мы победили, – провозглашает он.
Аделаида визжит и прыгает от радости. Зовет Арью, и они визжат и прыгают вместе, во весь голос распевая «Как много у вас дочек, маркиза Ляля». Прежде чем спуститься в магазин, Аделаида хочет поднять бокалы за нашу победу. В отсутствие шампанского годится и клубничный сок Арьи. «Вот что случается, – думаю я, – когда борешься за свое счастье, – конец света…» Но не такой, как его представлял себе мой отец. Из общего – только начало новой жизни.
– Чуть не забыла! – неожиданно восклицает моя подруга. Она бежит в свою комнату и через пару секунд возвращается со свертком желтой папиросной бумаги с чем-то мягким внутри. – Наконец-то готово.