Вдалеке на полу стоит неприметный сундук с надписью, которую издалека я не могу разобрать. Крышка сундука слегка прогнулась под весом нагроможденного на нее чайного сервиза. Я узнаю цветочный орнамент и ту чашечку, из которой когда-то пила чай…
И вот я собираюсь с духом и переступаю порог. Соблазн слишком велик. Однажды я уже держала эту чашечку – и теперь она снова в моих руках. Я снова вижу Дороти и тех женщин, колоду карт, паренька с разбитым сердцем. Мне кажется, будто снова запахло чаем.
Мало-помалу из сумрака начинают проступать очертания стоящих вокруг предметов. Витрина с сережками и брошками, светильник с вручную расписанным абажуром, белоснежный мраморный столик, зеленое кресло с потертой обшивкой. На скамейке я замечаю старинный набор для шитья, две фарфоровые куклы-близняшки, мягкий с виду шелковый халат, три толстых книги в кожаном переплете, пару веселеньких жестяных коробок. На рояле стоят песочные часы, по которым Дороти отмеряла время заваривания чая. Рядом с ними лежит серебряная расческа, восточная пепельница и продолговатая ваза оттенка «савойский синий». У каждого предмета все еще стоит карточка с его историей. Сделав шаг к песочным часам, я спотыкаюсь об огромную раму, лежащую на полу.
– Кто там? – кричит женский голос из подсобки.
Я прочищаю горло и, поддавшись эмоциям, зову:
– Маргарет?
Через несколько секунд появляется высокая женщина с ободком абрикосового цвета на голове. На вид она примерно моего возраста. Белая рубашка на ней сшита из шелка высочайшего качества, это точно. У моей мамы в шкафу лежало платье из похожего шелка, оно у нее было еще с юности. Когда она доставала его проветриваться, я ныряла в него лицом, как в озеро. Черные брюки-сигареты доходят женщине до тонких, как спички, щиколоток. На ногах босоножки на высоких каблуках, педикюр настолько безукоризненный, что ногти кажутся ненастоящими. Сладкий цветочный аромат духов заполняет все помещение. Не скрою, иногда мне тоже хочется так выглядеть. Жаль, что на таких каблуках она далеко не убежит. Не успеет в случае чего укрыться от наводнения, землетрясения или гражданской войны. И даже если она успеет их сбросить, как долго она сможет бежать босиком?
Вообще, каблуки выглядят помехой даже здесь, пока она лавирует между столиков и разбросанных по полу вещей. Пробирается ко мне, изо всех сил стараясь ничего не задеть, чтобы не испачкаться.
– Маргарет? – осмеливаюсь спросить я.
Девушка бросает недоумевающий взгляд на мой рабочий комбинезон и задерживает его на защитных ботинках с усиленным носком. Я инстинктивно делаю движение ногами, чтобы их спрятать, но усиленные носки не такая уж дурацкая идея, хочу я ей сказать: никогда не знаешь, что может свалиться тебе на ногу.
– Я из агентства UpHigh[14], – наконец отвечает она.
– А, из агентства.
– Не просто из агентства, а из самого лучшего агентства. Если интересно, можете отправить имейл на адрес…
– В каком смысле?
– В таком, что наше агентство занимается продажей этого объекта, – напыщенным тоном объясняет она мне, возясь с пластиковой табличкой. На ней и правда огромными буквами написано: «ПРОДАЕТСЯ». Она ставит ее на пол и достает из сумки двусторонний скотч.
– Магазин выходит на тихую, но проходную улицу, рядом элитные жилые комплексы, недавно построенные на территории бывшего завода. Район растет и развивается. В двух шагах Навильо. Все бумаги в порядке. Можете быть уверены – это будет хорошее вложение.
– Ну… а как же Дороти? И Маргарет?
– Вы первая, кто заинтересовался. Если хотите узнать подробности, напишите нам на почту, и мы согласуем дату и время просмотра.
Я не поднимаю глаза, чтобы не рассмеяться.
– Но ведь я уже здесь…
– Вы здесь, но мне через минуту уже надо быть в другом месте, – отвечает она, совладав со скотчем, и тут же проверяет телефон. – Вообще, мне надо быть в другом месте уже гораздо меньше, чем через минуту!
Я сжимаю одной рукой пакетик с едой от Анджелины, другой – лямку рюкзака. Кажется, я не очень улавливаю суть.
– Маргарет продает магазин?
Женщина закатывает глаза.
– Я знаю только, что владелица магазина умерла несколько лет назад и магазин перешел в государственную собственность. Мы его выкупили и теперь перепродаем. Вот и все.
Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, кто это – «мы», но никого, кроме нас с ней, в магазине не обнаруживаю.
От этой новости у меня кружится голова. Я не знаю, что ответить этой женщине.
Дороти больше нет. Можно изъездить всю землю вдоль и поперек, но ее не найдешь. Эта ее седая коса, неповторимая, как неповторима каждая черта наших лиц, как неповторима каждая полоска на теле зебры, как неповторима каждая вещь в этом магазине, – эта коса пропала навечно. Дороти никогда не узнает, что я вернулась. Что я уже пять лет живу в городе и жду, когда смогу наконец вернуться в ее мир. Что ношу с собой гуся. Что, вернувшись…