А люди все равно ходили в них гулять, причем чаще, чем раньше. В попытках забыть этот ужас они бродили среди цветущих майских деревьев и нюхали нарциссы. Такой у них был отдых. Чего не сделаешь ради жизни! И сколько жизни я повидала за войну! Может, даже больше, чем раньше. Люди любили, женились, совершали подвиги. Нас раздели догола, и нам оставалась лишь одна душа…
Роуз любила работать в этих садах так же сильно, как я – летать на своих «спитфайрах»[21]. Я уже много раз тебе рассказывала о тех временах, когда я была летчицей-истребительницей. На две тысячи девушек было всего семнадцать мест. И я стала одной из этих семнадцати.
Я не знаю, смогла ли я донести до тебя, что на самом деле это значило для нас и для тогдашнего мира. Управлять самолетом в двадцать два года, в условиях войны, выполняя задания Королевских военно-воздушных сил. Пролетать над пылающими городами. Каждый день рисковать жизнью и при этом чувствовать себя живее всех живых. Мы чувствовали крылья у себя за спиной. «Спитфайры» стали символом нашей свободы. Почти ни у кого из моих подруг не было возможности ни поступить в университет, ни выбрать себе мужа, ни заниматься спортом или просто пить пиво, а я летала на боевом самолете.
На войне я и познакомилась с твоим отцом. Но не буду о нем, ты и так хорошо его знаешь. Что я хочу тебе объяснить, так это то, почему я ушла. После развода я не могла остаться. Мне нужно было жить, Маргарет. Мне нужно было заново себя отыскать, построить собственный мир. Я не могла оставаться в тени человека, который презирал меня только потому, что я другая. Как я могла терпеть такое отношение? Я не виновата в том, что он меня бросил. Даже если он считает по-другому. Я его любила. Я пошла бы за ним на край света.
И ты, Маргарет, не вини себя в том, что я ушла. Что уехала в Италию. Здесь я нашла людей, которым была нужна. На центральный вокзал Милана приезжали сотни бывших заключенных концентрационных лагерей. Некоторые из них были женщины с маленькими детьми, им некуда было податься. Только благодаря одной невероятной женщине, Эльде, нам удалось соорудить в парке бараки и предложить им еду и ночлег. А потом вновь заработал женский союз[22].
Но дел в Италии еще непочатый край. Здесь есть всеобщее избирательное право, но развестись еще нельзя, аборты запрещены законом, а увольнение женщин после вступления в брак в порядке вещей. Как можно оставить все как есть? Позволять мужчинам решать за женщин, что они будут всю жизнь сидеть в четырех стенах? У нас есть право на жизнь! У нас есть право на труд!
В общем, я тут не на отдыхе. Мне важно, чтобы ты это знала. Я не сижу сложа руки, и я не сбежала. Как только ты достаточно подрастешь, то сможешь приехать и остаться со мной, если сама захочешь. Я знаю, что рано или поздно так и будет. Ведь правда?
Открой мне свою душу, Маргарет. Почему на фотографиях ты всегда такая грустная? Смотришь куда-то в сторону, будто тебя мучит какой-то призрак или будто призрак – это ты сама. Где же ты каждый раз, когда я на тебя смотрю? Это я буду виновата, если ты не сможешь найти свое место в мире?
Меня мучают эти и многие другие вопросы днем и ночью. Только бы ты захотела со мной заговорить. Возьми мою руку и позволь мне войти в твою жизнь – обещаю, я тихонько. Вместе мы будем сильнее. Чтобы танцевать танго, нужны двое…
С любовью,
Сидя на балконе с бокалом в руке, я вглядываюсь в ночную темноту. Светится колокольня, небо усеивают мерцающие огонечки невидимых самолетов, вдалеке грохочет трамвай. Ни одна ночь не похожа на предыдущую, но между сегодняшней и вчерашней ночью целая пропасть!
Сегодня вновь открылся «Новый мир», но его продают, а Маргарет не пришла. Маргарет, в ее белом платье в Садах Кью. Маргарет, что с тобой стало? У тебя была мать, которая управляла самолетом и так боролась за правое дело. Мать, которая сотворила для тебя лучший мир. Но где же ты? И почему эти письма здесь? Это копии тех, что были посланы много лет назад?