Выбрать главу

Как только он уходит, Шерсть-С-Примесью-Шелка обращается к отцу:

– Омерзительный тип. Еще и игровые автоматы…

– От тебя требуется не дружбу с ним завести, а сделку заключить. Чтобы продолжать наше дело, нам нужно зарабатывать. Думаешь, если закрыть все игровые автоматы, люди избавятся от всех пороков? Перестанут чувствовать неудовлетворенность и лелеять несбыточные мечты? Клиенты есть клиенты, надо уметь общаться со всеми.

Судя по тому, как она на него смотрит, она сама в шоке от того, что она в шоке. Как он мог такое сказать? Я хочу признаться ей, что мне тоже хорошо знакомо это чувство, но боюсь показаться слишком фамильярной. Мы с ней здесь исключительно по делу.

Шерсть-С-Примесью-Шелка обижается и уходит не попрощавшись, а я остаюсь и прячу глаза в пол. Слава богу, отец тоже решает уйти. Он достает из кармана ключи от машины, а потом оборачивается ко мне.

– Этот хлам действительно чего-то стоит? – Но прежде, чем я успеваю ответить, добавляет: – Может, этот тип дал не такой уж плохой совет. – И уходит.

Я остаюсь в магазине одна, с тяжестью на душе.

Пытаюсь примириться с тем, что только что услышала, но не могу. Да, возможно, какие-то потребности в людях искоренить нельзя, но ведь можно предложить им другие способы их удовлетворения. Мне хочется верить, что у красоты, добродетели и достоинства всегда есть шанс победить. Я не могу даже представить себе, что в этом месте, которое много лет работало под лозунгом второго шанса, может открыться заведение, которое не оставит шансов ни одному посетителю. Я не могу принять то, что отец способен так обидеть свою дочь, отказавшись даже выслушать ее.

Чтобы меня не поглотили эти мысли, я пытаюсь сосредоточиться на работе. Нужно оценить состояние всех предметов из дерева. Их очень много, и каждому нужно уделить особое внимание, но мой разум увяз сам в себе, преследуемый видением игровых автоматов, заполонивших магазинчик, и людей, которые нервно ходят туда-сюда с билетиками или пялятся в мониторы, пока электронные колокольчики раз за разом звонят и повторяют: «Вы проиграли. Попытайтесь снова, в следующий раз вам повезет больше», а потом объявляют результаты скачек, и проигравшие игроки в отчаянии разрывают билетики. Но все же голос внутри меня не сдается: может быть, я смогу это остановить? может быть, удастся убедить Маргарет?

Вдруг позади меня раздается стук в окно витрины. Я оборачиваюсь в страхе, что это Шерсть-С-Примесью-Шелка вернулась, чтобы меня прогнать, сообщить, что все эти прекрасные вещи окажутся в руках человека, который тут же их выбросит, и что сделка с табачником свершилась.

Но нет, это оказывается Присцилла.

– Захотелось зайти, спросить, как прошел разговор с англичанкой.

– Спасибо, он прошел гораздо лучше, чем мы ожидали. В воскресенье она должна сюда приехать… – Я улыбаюсь через силу. – Если кое-кто не уведет магазин у нас из-под носа. – И я машу рукой в сторону табачной лавки.

– Ох, этот, – бросает она сквозь зубы, – лучше держаться от него подальше.

– Только вот он хочет держаться поближе… Слушай, – мне вдруг приходит в голову одна идея, – тебе этот вопрос покажется странным, но у тебя не осталось от бывшего мужа хлопчатобумажных футболок?

– Осталось. Целая гора. Мятых и страшных, какие только он мог выбрать. Подойдут?

– Идеально.

26

По пути домой из магазина я осознаю, что мне все еще не пришло никакого ответа от моего соседа. «Поэт никогда не спит, но взамен он постоянно умирает». Может, он обиделся?

Он должен был понять, что это метафора, что поэт умирает в том смысле, что он исчезает, самоустраняется, оставляя кусочек себя в каждом новом стихотворении. По крайней мере, я это так понимаю. Есть либо поэт, либо поэзия – вместе они не существуют. Он назвал себя мечтателем, я назвала его поэтом. Наверное, он подумал: что этой девчонке от меня надо? Неужели нельзя просто вставить в уши затычки и дать мне спокойно расхаживать взад-вперед по ее голове? Однако же ходить он внезапно перестал.

Сегодня я видела, как он шел по двору и нес покосившуюся стопку больших и маленьких коробок. От чего они все? Что в них лежит? Я осталась наблюдать за ним в надежде, что я это пойму, а особенно – что он повернется и я наконец увижу его лицо, но, когда он это сделал, лицо его оказалось загорожено стопкой коробок. Какого цвета у него глаза? Что читается в его взгляде? Сколько ему лет? Почему он не ответил на мою записку?

Возможно, наша переписка на этом закончилась. Без всяких последствий. Вряд ли у него есть время на такие отвлеченные беседы, как наша. У него есть настоящая жизнь, ему нужно думать о реальных проблемах, о реальных возможностях. Поддерживать отношения с реальными людьми (хоть я и ни разу ни с кем его не видела), ходить на семейный обед по воскресеньям. А у меня…