– Я имею в виду… что не верю в покупку вещей. В смысле – купить и выбросить… – Я делаю глубокий вдох, пытаясь взять нужный темп. – Каждый может внести свой вклад, достаточно ограничиться… достаточно… сотрудничать друг с другом. Я верю в циркулярную экономику района.
Он обводит меня взглядом, просит объяснить ему, как она работает. Я пытаюсь сделать это, используя как можно меньше слов. Кажется, он понимает сразу, еще до того, как я начинаю рассказывать. И одобряет.
– То есть если мне нужны будут овощи… обращаться к тебе? – заключает он.
– Или лампочки, или контейнеры, или старые газеты…
– Пойдем, – говорит он. – Покажу тебе кое-что.
Он подходит к столу и берет в руку две окаменелые ракушки.
– Phylum Mollusca. Я нашел их в Тусции[41], – объясняет он с гордостью. – Я хочу выбрать своей специальностью микропалеонтологию – раздел палеонтологии, изучающий микрофоссилии, но пока тренируюсь на том, что найду.
Он знаком показывает мне следовать за ним в коридор. В его походке есть какая-то поспешность, будто каждая секунда на счету и ему нельзя терять ни одной. Он открывает дверь в ванную, расположенную ровно над моей, но зеркально. В ванне лежат ящики для фруктов, а в них – мытые окаменелости.
– Вот чем я занимаюсь, когда не могу заснуть, – говорит он, как бы извиняясь.
Наконец мне открылись тайные причины его ночных хождений. Все эти окаменелости, инструменты, его образ жизни и манера держаться – все это так далеко от того, что я себе представляла… Я думаю про себя, что мы действительно не можем ничего по-настоящему знать о жизни других людей, пока нам не приоткроют дверь.
– Тебе бы заменить у ящиков дно на мелкую металлическую решетку вроде той, из которых делают клетки для маленьких животных, – предлагаю я. – Так дерево не будет гнить, а окаменелости будут быстрее сохнуть.
Его огромные глаза округляются еще сильнее, а губы расплываются в улыбке:
– Ты и муж, и жена в одном флаконе.
– Я привыкла полагаться только на себя.
Мне бы хотелось узнать его получше, узнать, что он ест на ужин, сколько времени проводит в душе, поет ли, в каких словах ошибался в детстве…
– То есть ты смогла бы поменять у ящиков дно? – спрашивает он.
– Вот этими самыми руками.
Несколько секунд мы просто молча смотрим друг на друга, а потом разражаемся смехом.
– Ладно, пойду я, – говорю я, поворачиваясь в сторону коридора.
Он колеблется.
– Хорошо, – произносит он наконец и провожает меня до выхода.
Мы останавливаемся на пороге. Я хочу спросить у него кое-что, но никак не могу как следует построить вопрос.
– Тебя привлекает вымирание? – формулирую я наконец.
– Меня привлекает эволюция и… точка невозврата. Это как отыграть назад жизнь человека, чтобы выяснить скрытые причины его смерти, а потом спросить себя: можно ли было в тот момент ее избежать? Меня интересует положительная сторона вопроса. То, что вопреки всему остается. – Он прерывается, возможно из-за моей реакции. – Тебе это, наверное, кажется странным.
– Вовсе нет.
То, что остается. Что же остается после катастроф? Наверное, только это, по сути, и имеет значение.
– Мне уже давно ничего не кажется странным, – спешу я добавить. – По крайней мере, с тех пор как я поняла, что люди считают странной меня.
– Понимаю. Давно это случилось?
– Когда мне было лет пять. Я тогда впервые увидела другого ребенка. До этого я и не представляла себе, что на свете существуют еще дети, думала, что мы с братом единственные.
Он кивает, поняв, что это долгая история.
Из окна кухни, которое видно сквозь приоткрытую дверь, проливаются лучи заката. Коридор наполняется янтарным светом, и бра на стенах превращаются в ракушки на вечернем пляже. По коже у меня пробегают мурашки.
– Вернусь завтра с подходящими дюбелями.
Проходя рядом с ним, я чувствую, что от него пахнет мылом и бумагой.
– Буду ждать, – отвечает он.
Спускаясь по общей лестнице, я радуюсь, что поменяла лампочку на своей лестничной клетке, и вдруг у меня возникает какое-то странное желание ему это рассказать. Но возвращаться ради этого было бы нелепо. Я решаю спуститься во двор и насладиться закатом, а заодно привести в порядок мысли. Я сажусь на ступеньку рядом с припаркованными у входа велосипедами. Вдыхаю вечерний воздух, подняв глаза к розово-оранжевому небу, ни о чем не ведающему, далекому, по крайней мере пока не приблизишь его к себе взглядом. На душе у меня спокойно, и мне бы очень хотелось поведать своему соседу и об этом тоже.
41
Тусция – историческая область на территории современной Италии, населяемая в античную эпоху тусками, или этрусками (Tuscia – досл. в пер. с