Мы переглядываемся.
– Отправь его, – наконец произносит она.
Я представляю, как мой отец открывает почтовый ящик в конце дорожки. Он делал это каждую неделю просто на всякий случай. В Крепость почти никогда не приходила почта, разве что кто-то совсем отчаянный бросал в ящик пару рекламных листовок. Но ящик мог покоситься или заржаветь, так что отец всегда ходил его проверять.
Я представляю, как он подозрительно рассматривает конверт, недоумевая и не понимая, что с ним делать. Есть два варианта: можно оставить его в ящике, выбросить, сжечь или взять его в руки и рассмотреть поближе. Хватит ли ему смелости его открыть? Дойдет ли он до конца, если все-таки решится прочитать письмо?
Я представляю, как он стоит на дорожке в своих ботинках, крепкий, здоровый, с длинной бородой и маленькими усталыми глазами, от которых глубокими бороздками расходятся в стороны морщины, и смотрит на строки, которые я написала перьевой ручкой на бумаге с жирафами – из Милана, из дома бабушки. Из внешнего мира.
Я представляю, как он сильными своими руками держит перед собой листочек, стараясь не сжимать его слишком крепко, чтобы не испачкать, но все равно оставляет на краях пару черных отпечатков. Я представляю, как он трясет головой, проклинает письмо и сминает его, а потом перематываю пленку назад и вижу, как слеза стекает у него по щеке и, намочив бороду, соскальзывает на клетчатый воротник.
Скучает ли он по мне так же, как я по нему?
– А вот и веселые кумушки, – прерывая ход моих мыслей, замечает Беатриче. Она показывает большим пальцем в окно, себе за спину.
Я так резко бросаюсь к входу, что кружится голова. Снаружи действительно стоят Арья и Аделаида. Последняя, вся сияя, прямо с порога заявляет:
– А у нас первые пожертвования!
Не обращая внимания на присутствие Беатриче, она сообщает, что наше объявление набрало уже больше двадцати просмотров и два человека даже прислали деньги. Пятьдесят и двадцать евро. Видя мое разочарование, она поднимает указательный палец.
– Прошел всего час. Мы собрали семьдесят евро только за первый час…
Беатриче переводит взгляд с меня на Аделаиду и обратно, будто наблюдая, как марсиане играют в пинг-понг.
– Мы организовали краудфандинг, – объясняет наконец Аделаида.
– Только этого не хватало! – закрывает лицо рукой Беатриче.
– Мы не собираемся тебе мешать – просто хотим по всем правилам поучаствовать в аукционе.
– Вы сумасшедшие.
Беатриче произносит эту фразу тоном человека, делающего комплимент.
Аделаида поворачивается в мою сторону:
– Гея, все под контролем. Идея сработает.
Ее уверенность вселяет в меня надежду.
– Настало время фотографий, – объявляет она, доставая из кармана телефон.
Арья оживляется:
– Фотографии, фотографии! Мама, давай я тебе помогу.
Аделаида фотографирует вещи и сам магазин со всех возможных ракурсов («Из-за света!»). Я восхищаюсь ее решительностью и энергией, с которой она бегает по магазину. Вспоминаю о человеке, который подрезал ей крылья. Она бросается в жизнь с головой, чтобы больше не чувствовать себя в клетке? Иначе откуда такая изумительная легкость?
Она бы точно понравилась Дороти. Они бы часами болтали с ней, сидя в обшитых парчой креслах, на что у меня в жизни не хватило бы сил. Если бы в тот день она пришла сюда со мной, я уверена, она сразу дала бы погадать себе на Таро и даже принялась бы раздавать любовные советы тому пареньку.
А сейчас она может кого угодно заставить примерить свои невероятные платья и даже угадать, какая богиня живет в каждом входящем человеке. Я вижу, как она выглядывает из-за ширмы с облаком амарантового тюля в руках и говорит: «Люди восхитительны».
– Подойди сюда, Гея, сделай вид, что чинишь статуэтки…
– Ну Аделаида…
Я собираюсь воспротивиться: меня никто никогда не фотографировал, и мне кажется, что сейчас не лучшее время начинать, а тем более позировать, – но она уже вложила мне в руку одну из моих китайских фарфоровых статуэток. Я опускаю глаза, чтобы скрыться от объектива.
– Великолепно, – комментирует она, делая несколько фотографий подряд. – Я чую попутный ветер.
Закончив фотографировать, она торопливо меня обнимает.
– Побегу на работу. А ты – в детский садик, – добавляет она, обращаясь к дочке. – Тяжела жизнь того, кто борется за свое будущее.
Провожая ее взглядом, Беатриче вздыхает.
– Я не знаю, кем работает ее отец, но, если бы у него был бизнес, уверена, он бы с удовольствием ей его передал.
40