Какое-то время все сидят молча. Опускается напряженная тишина, которую прерывает внезапно ворвавшаяся Анджелина:
– Вуаля! – Она весело ставит на кассовый столик два еще не успевших остыть противня, внося с собой запах выпечки и духов. – Так. Что тут у вас происходит?
Аделаида передает ей телефон, чтобы она увидела сообщение своими глазами.
– Может, пока расскажете вкратце? – говорит она, пытаясь нащупать в сумке очки. Но никто из нас не решается проронить ни слова.
Затем она берет телефон, и с каждым новым прочитанным предложением выражение ее лица становится все серьезнее.
– Матерь божья! – наконец восклицает она в негодовании. – Кто это мог написать?
Не сговариваясь, мы снова рассаживаемся вокруг того же столика. Беатриче, оставшись стоять, прислоняется к спинке моего кресла и скрещивает руки на груди.
– Наверное, это табачник… – предполагаю я.
– Почти наверняка он, – вздыхает Аделаида.
– Если только это не мой муж, – вставляет Анджелина, утирая лоб платочком.
Присцилла смеется, приняв это за шутку, но вскоре осекается.
– Ему не нравится, что я отнимаю время у нашего бизнеса, – говорит Анджелина, чувствуя, что ей нужно объясниться. – У его бизнеса – по бумагам. И не нравится эта ерундистика, как он называет нашу затею. – Она пожимает плечами. – Но все-таки я не думаю, что он что-то сделает. Хотя бы просто потому, что он даже не знает, что такое краудфандинг.
В этот раз она сама не удерживается от короткого смешка.
– А может, это Я-На-Вас-В-Суд-Подам? – спрашиваю я скорее себя, чем остальных.
– Кто? – переспрашивают хором они.
– Да так, муж одной соседки, адвокат, который разъезжает на роскошной машине. По-моему, он меня ненавидит.
– А, тот, который воображает себя шерифом, – произносит Присцилла. – Не думаю, что он до такого опустится.
– Да, – соглашаюсь я. – Вряд ли это он. И вряд ли твой муж, Анджелина. И уж тем более не бюрократ из фастфуда. Будем объективны… Скорее всего, это написал наш сосед.
Анджелина наклоняется вперед.
– Что же он может нам сделать?
Я пожимаю плечами.
– Да все что угодно. Магазин беззащитен, мы беззащитны…
– Этого-то он и добивается! Чтобы мы ему поверили! – восклицает Аделаида.
– А можно и мне высказаться, раз уж магазин технически еще принадлежит мне? – вмешивается Беатриче.
Мы все поворачиваемся к ней.
– Табачник боится конкурентов на аукционе, но еще больше он боится, что банк не выдаст ему кредит. Я заметила, что сообщение пришло три часа назад. А где-то час назад он мне позвонил, весь на кураже, и сказал, что получил кредит. Он сможет подать предложение, так что будем верить, что теперь он угомонится. Уверенности, конечно, нет, но все же…
Эта новость приносит нам некоторое облегчение, но за ней снова следует задумчивое молчание, в котором каждая мучается своими мыслями. «А вдруг это был не табачник, а какой-нибудь другой недоброжелатель, которого мы даже не знаем?» – думаю я. Вдруг мы не сможем защитить магазин и себя? Вдруг мы уже проиграли, но не осознаём этого?
Тишину нарушает Аделаида:
– Как бы то ни было, плевать на него. Что о нас подумают, если мы сдадимся, испугавшись первого же шантажа? Кого-то в нашем районе мы не устраиваем, допустим. Как ни странно, кто-то воспринимает нас как угрозу. Впрочем, когда люди объединяются в группу, со стороны они всегда воспринимаются как угроза, особенно если это женщины… Ну и что? Неужели они думают, что проблему можно решить насилием?
– К сожалению, да, – возражает Присцилла. – Достаточно открыть газету.
– Хорошо. Но нас много, мы вместе…
– Мы умеем себя защитить, – добавляю я.
– Это еще неизвестно, – спорит Присцилла. – По юридическим вопросам вы знаете к кому обращаться, а вот что касается всего остального…
«Для этого есть я», – хочу я ответить.
– В самозащите самое главное – не бояться, – настаивает Аделаида.
Если это действительно был табачник, то я знаю, что он попытается провернуть. Он настолько уверен в себе, что даже не скрывает своих карт. Когда-то он уже заикался об этом, и так уж распорядилась судьба, что заикался он при мне.
– Есть кое-какой способ от него избавиться.