Я не могла не взять с собой рюкзак с бутербродами, бутылкой воды, складным ножиком и бумажными платочками, но оставила дома изотермическое одеяло, сублимированную еду, походную плитку, фонарик на солнечных батарейках, компас и весь остальной арсенал, который еще несколько недель назад не раздумывая засунула бы в рюкзак.
Не скрою, отсутствие этих вещей вызывает у меня некоторое беспокойство. Вдруг мы не сможем вернуться, вдруг начнется ядерная война, вдруг меня похитят… Но я стараюсь мыслить рационально и говорю себе, что единственная катастрофа, которая действительно может произойти, – это если мы не выиграем аукцион. Плитка, компас и изотермическое одеяло вряд ли смогут что-то с этим сделать.
Анджелина тоже оделась сегодня элегантнее обычного: на ней легкая синяя блузка и бежевые брюки со стрелками, а еще кроссовки с мелкими блестками и позолоченными шнурками.
Мы почти добрались до окружной. Эудженио показывает рукой на остановку и сообщает, что «маршрутка» прибудет через семь минут. На телефоне у него приложение, через которое он отслеживает перемещение транспорта в реальном времени.
Сегодня Анджелина впервые видит его в форме водителя автобуса.
– Тебе идет, – признает она, заботливо поправляя ему галстук. – Вылитый англичанин.
Краснея, Эудженио гордо выпрямляет спину.
– Слава богу, хоть с отцом твоим не пересеклись, – добавляет она.
Район остался у нас за спиной. Анджелине удалось уговорить мужа раз в жизни отработать смену в «Ничто».
– Это вопрос жизни и смерти, говорю. Либо соглашайся – либо уходи.
– Представь, что с ним было бы, если бы он ушел, – отвечаю я. – Без тебя он протянет неделю максимум.
– Не преувеличивай, – говорит она смеясь. – Может, месяц…
Эудженио отходит от нас на несколько шагов, чтобы проверить расписание автобусов у остановки.
– Анджелина, – шепотом говорю я, – понимаю, это не мое дело, но я знаю, как важно для Эудженио, чтобы вы приняли его увлечение. Может, если ты поговоришь с его отцом…
Она вздыхает, как бы давая мне понять, что это долгий разговор, одна из тех ситуаций, которые практически невозможно понять снаружи. Я не хочу настаивать, ее ситуация один в один как у меня. Иногда нужно просто решиться и сказать, что ты не снаружи.
Движение на дороге оживленное, мы с Анджелиной едва друг друга слышим. Лето пришло без предупреждения.
В рубашке Аделаиды я чувствую себя как в клетке. Когда-то меня бы это тревожило: в случае нападения я бы не смогла себя защитить, – но сейчас я стараюсь сосредоточиться только на том, что происходит в реальности. «Я снова выбралась за пределы района», – говорю я себе, пока мы молча ждем наш автобус. В этот раз я решилась на это ради того, чтобы приехать в центр и поставить на карту все самое дорогое, что у меня есть. Я знаю, что рискую испытать разочарование, потерять веру в этот мир и начать смотреть на него как на место пустое, унылое и слишком для меня тесное. Но если для осуществления мечты нужно обязательно принять вероятность поражения, разве у меня есть выбор?
Из-за пробок поездка на автобусе превращается в пытку, в полосу препятствий со звуковым сопровождением в виде гудков и скрипа тормозов. В окне, как в замедленной съемке, проплывает город. Распродажи, магазины электроники, лавки деликатесов, прачечные самообслуживания, рестораны национальной кухни, магазины спортивных товаров, булочные, – а чем ближе к центру, тем больше стеклянных отелей, роскошных бутиков и домов с великолепными садами.
Наша остановка находится в центре красивого зеленого бульвара, на котором я успеваю заметить коктейль-бар, магазин керамики ручной работы и клинику эстетической хирургии. Кто угодно засомневался бы, что это все тот же город. Прохожие носят дорогую одежду и ходят с высоко поднятой головой, в отличие от нас троих, ступающих неуверенно, почти испуганно, и бог знает, какое впечатление мы производим на окружающих.
Эудженио подзывает меня и указывает мне на вычищенную до блеска витрину, на которой висят аккуратные объявления о продаже и аренде недвижимости с цветными фотографиями светлых помещений, и ни на одном, разумеется, не указана цена. За витриной я замечаю Беатриче, она разговаривает со своим отцом. Рядом с ними стоит еще какой-то мужчина в сером пиджаке. На Беатриче персиково-розовый брючный костюм и туфли на высоких каблуках. Она машет мне рукой. Выглядит она напряженной. Я поворачиваюсь к Эудженио и Анджелине, надеясь, что они меня как-то приободрят, но вместо этого обнаруживаю, что они тоже нервничают и боятся, да так, что вот-вот бросятся бежать.