Выбрать главу

Лодка тыкается носом в камни, названный “папочка” сходит на берег и протягивает руку.

- Время, дитя. 

Я с тоской кошусь на воду, и он, перехватив этот взгляд, хмурится:

- Без глупостей. 

Сопротивляться нет смысла - в лодке еще два монаха (или как их там называть, этих обалахоненых). Встаю, позвякивая цепями. Массивные кандалы на тонких девичьих запястьях и лодыжках кажутся театральной бутафорией. Но весят, как настоящие.

Кандалы - тоже традиция. Как и белое платюшко, больше похожее на греческий хитон.

Выбираюсь на берег, навстречу рассвету. Час ранний, солнце еще не поднялось, полыхает где-то за горизонтом, окрашивая облака сиренью и пурпуром. День будет погожий и ясный. 

Палпатин берет меня за руку.

- Идем. Тут недалеко. 

- Какое облегчение, - ядовито бубню себе под нос. - Не хотелось бы умирать уставшей. 

Он вздыхает.

- Поверь, дитя, никому из нас это не доставляет удовольствия. Но твоя жертва не будет напрасной, она спасет тысячи горожан.

- Тех горожан, которые радовались, когда меня отправили на каторгу? - огрызаюсь больше по инерции. Ненависти к жителям Арса у меня нет. Зевак на заседании можно понять, факты были слишком не в мою пользу. Остается удивляться, что мне вообще дали рассказать про рабство. 

Зато согласие стать невестой народ встретил бурными овациями, криками: “Слава!”. Бурджасу достался свист и презрительное улюлюканье. 

Увы, насладится всенародным чествованием я не успела - будущий “папаша” утащил в кабинет для подписания бумаг об удочерении и принятии гражданства. 

Бумаги, кстати, были подготовлены заранее, что наводило на определенные мысли. Я прочла их дважды и не нашла к чему придраться. Там даже про обязанность стать “невестой моря” не упоминалось. Но когда снова попробовала выяснить подробности будущего замужества, магистр оборвал все вопросы грубым:

- Подписывай!

Я вспомнила гнусную рожу Бурджаса, мадам Глэдис, работу в “фее”… И подмахнула.

Мгновением позже в кабинет с гневным криком: “Что значит - в жертву?!” ворвался Рой Фицбрук. При виде меня, зависшей с пером над бумагами, его глаза расширились.

- Даяна не подписывай!  

- Поздно, - довольно ухмыльнулся Палпатин. - Позвольте представить вам мою названную дочь - Даяну Эгмонт. 

Судья с размаху опустил печать на бумагу, и оттиск вспыхнул синим, утверждая наше родство силой магии. 

- Да вы все совсем с ума посходили?! - заорал Фицбрук, окончательно теряя свою аристократическую снисходительность. - Скормить живого человека дракону?! За всего лишь кражу?! Какого демона?!

Вот так я и узнала подробности о своем “женихе”. 

Как ни пытался лорд протестовать, его заступничество уже ничего не решало. Под конвоем названного “папочки” и еще тройки мужиков в балахонах меня увезли в резиденцию ордена, где я за оставшиеся часы успела пройти все положенные стадии горевания. Четко, как по учебнику. 

Сначала было неверие. Потом гнев, когда я бушевала, швырялась вещами о стену и наотрез отказывалась повторять слова, необходимые для принятия жреческого посвящения. 

- Ты уже согласилась, пути назад нет, - втирал Палпатин, и с лица его не сходила понимающее выражение, за которое его просто хотелось прибить на месте. 

- Хрена-с-два! На такое я не подписывалась, папаша! Требую отпустить меня, раз уж я свободная горожанка! 

- Город вправе назначить невестой любую гражданку, не спрашивая ее согласия. 

Когда выяснилось, что ужином для дракона я стану в любом случае, и жречество - просто дань традиции, пришло время торгов. 

- Давайте я подпишу обязательство трудиться в ордене двадцать лет! Тридцать лет! 

- О, дитя, - скорбно вздыхал Палпатин в ответ. - Поверь, я понимаю твои чувства, но городу и морю нужна невеста. 

Я даже рискнула намекнуть на свое попаданство.

- От живой меня куда больше пользы. Дракона не берет магия, но я могу создать разрушительное оружие, которое будет смертоносным, но не потребует и крупицы магической силы.

- С ним уже пытались справиться с помощью баллист, дитя.

- Баллисты, ха! Это позапрошлый век! Пожалуйста, мне нужна всего лишь селитра, уголь и сера… Вы войдете в историю, как Пилор-драконоборец, прославитесь в веках!

Но слушать про порох и пушки никто не захотел. Какие особые знания могут быть у шлюхи? 

Уже под утро пришла депрессия. Я сидела в карете, смотрела на мелькающий за окном город - еще темный и пустой. В душе было так же темно и пусто. К чему дергаться, суетиться, пытаться что-то изменить? Все бесполезно. 

И вдруг, когда села в лодку, осознала, что не так уж все ужасно. Как говорится, даже если вас съели, у вас все еще остается два выхода.